Французская няня

Из холла разносится хлопок, затем звон осколков. Катрин. Мне знаком этот звук: разбитая вдребезги фарфоровая кукла. В то же мгновение из дома выбегает Берта, а за ней Адель. Они несутся к карете, Олимпия стегает лошадей, мы втаскиваем Берту и Адель в уже тронувшуюся карету. Прочь! Прочь! Адель плачет от нервного напряжения; Берта Мейсон, следуя нашим указаниям, послушно натягивает на голову одеяло, хотя прятаться теперь уже поздно: ее мучитель видел, как она бежала с нами. Лошади галопом несутся прочь от горящего дома; но прежде чем скрыться за воротами, мы видим неспешно выходящую из сада миссис Фэйрфакс, она протягивает вслед карете корзинку смородины, а затем устремляет взгляд на пламя, теперь уже вырывающееся из всех окон третьего этажа. Грейс Пул, пытаясь спастись, вылезла на крышу и уцепилась за один из зубцов. С галереи доносится голос мистера Рочестера.

— Держитесь, Грейс! Сейчас приду к вам!

Окна на втором этаже лопаются, мы видим, как огонь пожирает внутренности дома. Раздается страшный грохот — это обвалилась лестница. Прислуги не видно. Наверное, они пытаются разбудить Джона и увести его подальше от дома — может, на пруд с гусями. Грейс Пул кричит от ужаса. В ответ ей с лужайки доносится испуганное ржание Мансура.

— Может, вернемся, посмотрим, что там, — спрашиваю я неуверенно.

— А чем мы им поможем? Нет, мы едем в Хэй, Тусси ждет, — отвечает Олимпия и подстегивает лошадей.

12

— Представляешь, Тусси, мы спускались по лестнице, Берта шла со мной за руку. Берта меня слушается: видишь, она дает себя причесать и распутать колтуны. А я всегда плакала, когда Соланж меня дергала за волосы. Мы уже почти дошли до самого низа, где стоят большие часы и можно через стеклянную дверь выбежать на лужайку, но тут вошел месье Эдуар и не пускал нас. Он встал перед дверью и схватил Берту за плечи. Он ее в сто раз сильнее, но я укусила его за руку так больно, что Берту он тут же отпустил. Но выйти нам все равно не давал. И везде был дым. Берта схватила его за горло, и они стали драться. Месье уже почти победил, но тут я запрыгнула на ступеньку вверх, взяла Катрин за ноги и как тресну изо всех сил его по голове. Жалко, что Катрин разбилась… Месье порезался осколком, и кровь потекла ему в глаза, тут-то мы и побежали и запрыгнули в карету.

— А пожар, Деде? Это Берта подожгла дом?

— Нет. Это ее воспитательница. Она не нарочно. У нее подсвечник стоял рядом с кроватью, она спала, но когда мы с Бертой выходили, она услышала шум и проснулась. Она нам крикнула: «Стойте!» Но мы не послушались. Тогда она встала и рукавом задела подсвечник, а от него загорелась занавеска. Горело несильно, и я подумала, что она сначала потушит огонь, а потом уже погонится за нами… честное слово, Тусси! А Берта вообще ничего не заметила.

— Может, она плеснула на пламя воды и решила, что этого довольно, — сказала Олимпия. — Значит, она возилась с занавеской и поэтому не сразу стала бить тревогу. Когда она высунулась в окно и стала кричать, чтобы вас задержали, вы были уже внизу. Может, именно из-за распахнутого окна огонь разгорелся с новой силой, а Грейс-то думала, что уже его потушила.

Мы сидим в Портсмуте, в таверне «Гарцующий жеребенок», и ждем судно, которое должно переправить нас во Францию. Плыть отсюда придется дольше, чем из Дувра, куда мы прибыли, когда добирались с месье Эдуаром в Англию. Но Тусси посчитал, что если, несмотря на пожар, месье решит послать за нами погоню, то стража будет искать нас именно в Дувре. Тусси утащил из цирка Слири все, чтобы замаскировать нас и сбить со следа погоню. Если не приглядываться, то и не поймешь, что это цирковые костюмы, а не обычная одежда. На Олимпии — желтое платье из индийского муслина и соломенная шляпка с цветами. В женском платье она восхитительна, хоть оно и сковывает ее движения, так что наша подруга кажется совсем другим человеком. Я выкинула нянькин фартук и переоделась в элегантное платье с декольте и короткими рукавами-фонариками, с широкой голубой лентой по талии. Деде — мальчик в костюмчике наездника, украшенном лиловым позументом: этот наряд Тусси позаимствовал у младшего сына эквилибристов. Для довершения образа Тусси укоротил ей волосы. Он стриг ее, напевая арию Фигаро из «Севильского цирюльника»:

Бритвы, расчески,
Ланцеты и ножницы —
Всё под рукою,
Всё по местам.

Когда все было готово, он воскликнул:

— Вот теперь ты действительно похожа на свою маму!

Казалось, мы вернулись во времена нашей школы, когда мы менялись нарядами перед премьерой «Сильфиды». Может, поэтому Олимпия так загрустила, глядя на Адель в мальчишеском костюме. Должно быть, она вспоминала маленького стекольщика Антуана, своего семилетнего жениха, которому она обещала дождаться, когда он вырастет, но не имела возможности сдержать слово.

До Портсмута мы добрались на дилижансе. Карету и лошадей мы оставили в Лондоне, в каком-то постоялом дворе, прикрепив на подушки сиденья записку: «Имущество мистера Рочестера из Торнфильдхолла,…ширское графство».