Французская няня

Мы на борту «Фанни Эльслер» — первого корабля, который пересечет Атлантический океан благодаря силе пара, а не ветра. Раньше он назывался «Грейт Вестерн», потому что принадлежал Большому Западному пароходству, но его переименовали в честь танцовщицы, которая в Америке становится все более знаменитой. Прибытие в Нью-Йорк ожидается третьего мая.

Анжелика, которая уже много раз пересекала океан на больших парусных судах и с интересом следит за научными достижениями, поскольку хочет заняться изучением инженерного дела, объяснила, что прошло всего два года после изобретения винта, а пароходы уже стали быстрее парусных судов, а значит, выгоднее для долгих путешествий.

Когда ее отец узнал, что мы хотим сопровождать Тусси и Агнес Присциллу в их путешествии на родину, он предложил плыть с ним и его семьей, которая возвращалась в Америку, на пароходе «Фанни Эльслер». На этом же пароходе была заказана и каюта для графини де Мерлен, которая спустя тридцать восемь лет впервые возвращается к себе на Кубу.

Дальше из Нью-Йорка мы вместе с графиней поплывем на фрегате «Кристобаль Колон» на родной остров Тусси, где он надеется найти если не мать, то хотя бы сестру, выкупить ее и освободить. Ведь на Кубе, как и во Франции, и в Соединенных Штатах Америки, рабство еще не отменено.

Тусси был потрясен, когда графиня де Мерлен заявила, что она против немедленной отмены рабства из-за того, что в колониях это приведет к экономической катастрофе. Для графини единственный верный путь к уничтожению рабства — это строгое соблюдение запрета на работорговлю, в результате которого рабство исчезнет само собой.

— Но если дети рабов, которые рождаются в колониях, по-прежнему будут рабами, оно не исчезнет никогда! — воскликнул Тусси, дрожа от негодования. — А мои братья-рабы, почему они не заслужили, чтобы их освободил закон, уважающий человеческое достоинство? Что они сделали, что не могут располагать самими собой даже в старости и должны умирать в колодках?

Я тоже не могу поверить, что такой образованный и тонкий человек, как графиня, друг Гражданина Маркиза, писательница, которая менее чем десять лет назад в книге «Мои первые двенадцать лет жизни» написала такие гуманные и глубокие слова о страданиях рабов и любви к свободе, стала теперь столь бесчувственной и жестокой.

— Потому что состояние ее родственников-креолов основано на эксплуатации рабов, и теперь, овдовев и потеряв свои богатства, она рассчитывает, что они будут ей помогать, — прошептал мне на ухо Максимильен. — Идеи гуманизма прекрасны для обсуждения в салонах, но когда речь заходит об отказе от привилегий, которые дают деньги…

— Твой отец не только тратит свою жизнь и средства на дело аболиционизма бок о бок с Виктором Шельшером, — ответила я, — но он три месяца назад подписал вольную всем рабам, которые достались ему по наследству от дяди на острове Маврикий. А бедная Ангес Присцилла заплатила своей личной свободой и бесконечными страданиями за то, что в молодости освободила своих рабов.

2

Узница Торнфильда, вылечившись, решила сохранить имя, которое мы дали ей во время побега. Когда мы прибыли в Поммельер, мадам Селин и мадам Женевьева были потрясены, совсем как Тусси, узнав, что воображаемая подружка Адели оказалась на самом деле женой месье Эдуара, несчастной напуганной женщиной, державшейся за свою маленькую спасительницу, как потерпевший кораблекрушение держится за канат спасательной шлюпки. Мадам Селин, растроганная до слез, помня о пережитом недавно в больнице Сальпетриер и сравнивая его с годами заточения нашей спутницы, ни секунды не колеблясь прижала ее к сердцу и распахнула перед нею двери своего дома.

С самого момента побега у больной больше не было приступов агрессии и сопротивления; казалось, что она скорее погружена в состояние оцепенения и вялости, и это внушало еще большее беспокойство. Олимпия написала доктору Манетту, который приехал два дня спустя в сопровождении молодого ассистента. После осмотра больной оба заявили, что ее случай некоторым образом напоминает случай мадам Селин, но осложняется долгими годами заточения, продолжительным использованием опиумной настойки, сыростью английского климата и тоской по далекой родине. Однако они не теряют надежды, что при надлежащем лечении мадам Агнес Присцилла Драммонд полностью выздоровеет.

В последующие месяцы больной занималась я, следуя назначениям доктора Манетта, который похвалил меня и сказал, что из меня выйдет прекрасная сестра милосердия.

— А почему не врач, как вы? — спросила я его. — В Англии уже есть женщины-врачи. Я даже слыхала, что королева Виктория появилась на свет благодаря женщине-врачу.

— Эта работа не для женщин с их чувствительностью и целомудрием, — ответил доктор. — Приходится сталкиваться с такими ужасными вещами, мадемуазель!

— Не больше, чем сестре милосердия, — возразила Олимпия. Она поддерживает мое желание изучать медицину, подбадривает меня и обещала, что если денег мадам Селин окажется недостаточно, ее бабушка одолжит мне необходимую сумму для учебы в университете.