Французская няня

Дорогая мадам Селин,

сообщаю Вам о внушающем опасения событии, неизвестном Софи и которое я предпочитаю сохранить от нее в тайне, чтобы она не беспокоилась понапрасну. Она держится очень хорошо и ровно и заботится об Адели со всей преданностью и ответственностью. Но ей всего четырнадцать, и было бы несправедливо взваливать на ее плечи тяжесть, которая может к тому же оказаться всего лишь плодом моего воображения.

Всю ночь я не сомкнул глаз, думал, не стоит ли поберечь и Вас, особенно если учесть, что Вы никак не можете вмешаться. Но я знаю, Вы сильны и хотите знать все об Адели. Это Вы научили нас, что нельзя прятать голову в песок, что надо смотреть опасности в глаза. А потому обещаю, что буду сообщать Вам обо всем, даже если мне еще раз придется карабкаться на стенку над изголовьем виконта, чтобы заплатить тюремщику.

Итак, мне стало казаться, что в последние дни мадам Фредерик что-то скрывает. Даже если не считать неожиданного появления куклы и изобилия на столе, гладильщица начала себя вести как человек, одновременно виноватый, очень довольный и желающий что-то утаить. Софи относит это к странностям ее натуры, и я делаю вид, что соглашаюсь с нею. Между тем, предложив старухе деньги, я сумел ее разговорить. Удивительно, как загораются ее глаза при виде монеты в полфранка! Она призналась, что пять дней назад, пока Адель с Софи были в парке, на улице Сент-Огюстен появился господин, похожий на иностранца, который задал ей множество вопросов о ее гостьях. Он не назвал свое имя, не сказал, зачем ему надо все это знать. Но оставил денег на жизненные нужды Адели и обещал дать еще, если мадам Фредерик будет молчать. Два дня спустя явился посыльный из магазина «Прентан» со свертком для Адели: это была кукла, о которой Вам писала Софи, — без всякой записки.

Мне совершенно не нравится, что этот ангел-хранитель, как его именует старуха, не желает показаться своей подопечной и не сообщает своего имени. Если он Ваш друг и хочет помочь Адели — к чему такая таинственность? Я попросил мадам Фредерик его описать. Она сказала, он похож на дворянина, не стар, ростом примерно как мясник с площади Мадлен и говорит с легким иностранным акцентом, словно долгое время прожил в Италии. Или в Германии. Вы скажете, эти два произношения совсем непохожи одно на другое. Но для гладильщицы все едино. К сожалению, больше мне не удалось ничего от нее добиться. Мадам Фредерик плохо запоминает лица, она не помнит ни цвета глаз, ни волос незнакомца, не помнит, какая у него кожа, не говоря уже о чертах лица. Боюсь, что все ее внимание было сосредоточено на монетах, которые этот «дворянин» отсчитывал ей в руку.

Гладильщица и ее муж убеждены, что щедрый незнакомец — это просто благодетель, который желает оставаться неизвестным. Я и сам был бы рад так думать, но не могу отогнать мысль, что это волк в овечьей шкуре. К сожалению, всему кварталу известно, что Адель и Софи остались без средств и защиты и что мадам Фредерик — женщина настолько алчная, что ради денег пойдет на все. Вы сами рассказывали нам с ужасом, что мать актрисы Корали — только подумайте, мать! — продала ее за шестьдесят тысяч франков месье де Марсею, когда дочери было всего тринадцать!

Но довольно! Не хочу внушать Вам тревогу сверх необходимого. Вероятно, все это только мои фантазии. Если я действительно замечу опасность, уверяю Вас, я тотчас перевезу Адель и Софи в другое место, пока не знаю куда. В какой-нибудь монастырь? Там они будут в безопасности, но я не смогу их ежедневно навещать, а Софи не сможет Вам писать. Как Вы полагаете, не согласится ли отчим Полины взять их к себе на пансион за плату? Или лучше нам поискать родственницу Соланж, которая жила в Марэ?

Когда у меня будет немного свободного времени, я постараюсь обо всем Вам сообщить. Положитесь на меня. Я буду присматривать за Аделью, как тысячеокий дракон.

С преданностью целую руки, Ваш

Туссен