— Мы одолжим вам свою, — сказала Анжелика, которая начала проникаться этой идеей. — Это как переодеться в костюм, чтобы играть в комедии! У меня есть красивое платье из лилового шелка, украшенное букетиками желтых роз, оно теперь мне мало. Кажется, мама заказала его для меня, когда мне исполнилось восемь. Я почти его не носила, оно как новое. Оно точно на тебя, Полина.
— А у Антуана будет богатый выбор! Вы знаете, что бабушка одевала меня как мальчика с тех пор, как я научилась ходить? Она сохранила всю мою одежду — не сомневаюсь, что в ее шкафах мы найдем что-нибудь подходящее для нашего Бугенвиля… а нет, так и Морис, и Максимильен предложат тебе что-нибудь из своего гардероба…
Постепенно разговоры о том, кто из учеников Гражданина Маркиза во что будет одет, превратились в веселую игру, которая завершилась накануне премьеры — всеобщим переодеванием. К этому времени все уже перестали понимать, на ком чьи будут вещи.
Не только Полина получила обещанное лиловое платье, Софи тоже выбрала себе атласное голубое платье из гардероба Анжелики. А сама Анжелика решила надеть напудренный парик и старинную мужскую одежду с белым кружевным жабо — то и другое носила Олимпия в двенадцать лет.
Максимильен предложил Антуану костюм из зеленого бархата на русский манер с высоким расшитым поясом. Морис попросил у Туссена его экзотическую ливрею, которая походила на костюм из средневековой оперы, а ему дал взамен парадную форму, которую ему самому сшили годом ранее для военного училища. Единственной, кто ничего не мог взять у товарищей, была Олимпия: она уже выглядела как взрослая. Но и ей хотелось поучаствовать в общей игре. Поэтому, по предложению Селин, которая с интересом следила за общим маскарадом, Олимпия переоделась в настоящее вечернее платье — то самое темно-красное муаровое, которое так нравилось Софи, — и впервые в жизни облачилась в корсет, от которого снизу расходилась сетка из лент и китового уса, поддерживавшая кринолин.
— Ты очень красивая, гражданка, — серьезно сказал ей маленький Антуан. — Ты согласишься выйти за меня замуж, когда мне исполнится шестнадцать?
7
Утром двенадцатого марта Туссен проснулся с сильнейшей головной болью. Он плохо спал, кашлял и не мог дышать. Горло распухло, глотать было невыносимо. Он сделал попытку встать, но пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за кровать. Поднес руку к щеке и почувствовал, что она пылает, хотя его трясло от холода.
«Кажется, я сильно простыл», — подумал он. В это время года такое уже с ним бывало. Старый доктор объяснил ему, что все, кто родился и вырос в более теплом климате, плохо переносят сырость парижской зимы и ему надо беречься простуд, потому что так недалеко и до чахотки.
Он снова лег в постель и закутался в одеяло. За стеной, отделявшей его комнатушку от коридора, он слышал шуршание щетки — это Шарлотта делала утреннюю уборку. Он постучал кулаком в стену.
— Что это ты до сих пор лежишь, лентяй? — сварливым тоном спросила горничная, врываясь в комнату и распахивая окно.
— Закрой, пожалуйста, и позови Софи, — едва слышно прохрипел Туссен.
Шарлотта с тревогой пощупала ему лоб.
— Да ты горишь! — воскликнула она. — Тут не Софи надо звать, а предупредить мадам.
— Умоляю, не говори ей! У нее сегодня такой важный день, ей нужно быть спокойной. Если она о чем-нибудь спросит, скажи, что я пошел в школу.
— Ты прав. Но мы скажем Жан-Батисту, чтобы заехал за доктором, когда отвезет мадам в театр.
Балеринам следовало прибыть на улицу Пельтье к десяти утра. В половине одиннадцатого Жан-Батист вернулся на бульвар Капуцинов со старым доктором.
Софи тоже решила пропустить школу. Когда доктор вошел, она стояла рядом с кроватью Туссена и пристраивала ему на лоб тряпицу, смоченную в холодной воде.
— Ничего опасного! — объявил доктор, внимательно осмотрев больного. — Растворите в воде этот порошок и давайте ему утром, днем и перед сном. И мед, когда он сможет глотать. Он будет сильно потеть. Как только простыни намокнут — сразу меняйте. Ему нужны сейчас тепло и сухость.
— Я смогу выйти в пять часов? — спросил Туссен.
— В пять часов в четверг — может быть, проказник! — рассмеялся доктор. — Если не хочешь, чтобы твоя простуда перешла в чахотку, тебе придется пролежать в постели три полных дня.
Когда старичок вышел, Софи расстроенно вскричала:
— Значит, мы не идем на балет, где будет танцевать мадам!
— Почему «мы»? Ты-то не больна и можешь спокойно пойти.
— Но я не хочу тебя оставлять.
— Послушай, я же пока не умираю. В доме слуги. Мадам расстроится, если ты не пойдешь в театр со всеми остальными, — сказал Туссен.
Ему пришлось долго убеждать Софи. Он напомнил ей, что для нее пойти на премьеру «Сильфиды» — ни с чем не сравнимое событие, а он уже видел репетицию в костюмах. Он много раз бывал в театре, потому что сопровождал хозяев, а Софи пойдет туда впервые. И товарищей тоже не следует огорчать — после всех стараний, которые они приложили, чтобы раздобыть для нее элегантное платье.