— Так будет проще и вам, и ребенку, — сказала старая служанка.
Тогда Адель повернулась в сторону любимого друга.
— Тусси? — сказала она вопросительным тоном.
Туссен сделал знак Соланж, чтобы она опустила девочку на пол, между ног козочки, встал на колени рядом с ней и терпеливо показал, как ухватиться за сосок Джали, которая спокойно стояла на месте, будто понимала, чего от нее ждут.
Может, из-за того что Адель была голоднее обычного, а может, из-за того что новшество показалось ей забавным, кругом было много зрителей и все ее подбадривали, но девочка сразу же с удовольствием начала сосать. Ее желудок легко принял новую еду, и она быстро привыкла к перемене, хотя, сидя на коленях у матери, по-прежнему старалась развязать ей корсет.
Однажды, наевшись, она неожиданно ухватилась за шерсть козы и встала. Соланж и Софи, стоявшие рядом, похлопали ей: «Умница!» — призывая сделать шаг. Адель обняла Джали за шею и попыталась шагнуть, но упала и села на землю с выражением полного недоумения.
— Ты права, моя золотая: девять месяцев — это еще слишком мало, чтобы гулять одной, — сказала ей Софи, смеясь и беря ее на руки.
Иногда по ночам Адель плакала и звала мать. Но даже когда Селин была дома и находилась в соседней комнате, малышку, опять-таки по совету Готтон, брала к себе в кровать и утешала Софи. Деде не делала попыток искать ее грудь, и они засыпали в обнимку. Софи думала, что, кроме Фантины, она никогда никого так не любила и не будет любить, как начинала любить Адель.
6
Премьера «Сильфиды» была назначена на двенадцатое марта. Балерины получили из театральной мастерской свои костюмы и теперь репетировали в них: в верхней части атласный облегающий лиф, в нижней — легкая пышная юбочка, которую кто-то — неизвестно, кто первый, — назвал странным словечком «пачка».
В Париже только об этом и говорили; газетчиков трясло от нетерпения. Туссену разрешили присутствовать на репетиции за кулисами, и он сумел набросать портрет Селин в костюме сильфиды.
Он принес рисунок в школу, и Гражданин Маркиз, рассмотрев его с большим вниманием, показал ученикам и сказал:
— Вероятно, вам неизвестно, что вначале во Франции все классические танцовщики были мужчинами, потому что для женщины считалось неприличным двигать руками и особенно ногами с такой свободой. А то, что женские партии исполняют мужчины и что самые видные люди королевства танцуют в трико на сцене — неприличным не считалось. Людовик XIV в 1635 году танцевал партию бога Солнца в балете под названием «Королевский балет ночи». Именно роли в этом балете, а вовсе не блеску своего царствования, как думают многие, обязан он прозвищем Король-Солнце.
— Вероятно, балет очень ему нравился, — заметила Анжелика. — Я читала, что именно Король-Солнце учредил в 1661 году Королевскую академию музыки и танца.
— Именно так, — одобрительно сказал учитель. — И тогда же впервые танцовщики перестали танцевать среди публики и поднялись на сцену. В том же 1661 году в балете «Триумф любви» впервые выступила женщина-балерина, мадемуазель Ла Фонтен. Она, как и мужчины, танцевала в маске. Понадобилось более столетия, чтобы великий Максимильен Гардель осмелился появиться на сцене с открытым лицом. Это был 1772 год.
Поначалу балерины находились в невыгодном положении по сравнению с танцорами-мужчинами, потому что не могли двигаться с такой же легкостью и изяществом: они были одеты в сценические костюмы с корсетами, стоячими воротниками, тяжелыми длинными многослойными юбками и носили украшения, то есть были одеты так же, как если бы играли трагедию. Только в 1773 году Мария Салле осмелилась танцевать в балете «Пигмалион» в свободной тунике, а чтобы скрыть ноги, надела панталоны на турецкий манер из воздушной ткани. Сегодня положение очень изменилось: теперь, наоборот, балерины часто танцуют переодетыми, исполняя мужские роли. Но думаю, что эта… — как ты ее назвал, гражданин Туссен? — думаю, что эта пачка совершит в искусстве балета еще один революционный переворот.
Гражданин Маркиз окинул учеников внимательным взглядом, чтобы удостовериться, что дети все поняли и не заскучали. Они слушали с видимым интересом, и он, откашлявшись, спросил:
— А вам хотелось бы пойти на премьеру «Сильфиды»?
— У Антуана и у меня никогда не будет столько денег, чтобы заплатить за билет, — грустно заметила Полина.
— А даже если у нас будет билет, никто нас не пропустит, — сказал Антуан, имея в виду свою перелатанную и перештопанную одежду.
— Но у наших родителей, — вмешалась Анжелика, — есть ложа в театре Опера.
— И у моей бабушки, — сказала Олимпия. — Вы можете разместиться у нас. У кого есть место в ложе, не платит за билет. Если нам разделиться на две группы, места хватит всем.
— Да, но… как быть с одеждой? — спросила Полина.