Французская новелла XX века. 1900–1939

— Вы оригинал! — говорила черноволосая г-жа Ребек, а про себя думала: «Каким он будет прекрасным зятем, если женится на Люлю, потому что любит брюнеток, или на Коко, если предпочитает блондинок. Деловой и притом скромный». Еще учеником лицея в Бурже он получал решительно все награды, и теперь его рыжие, остриженные бобриком волосы представлялись ей золотым книжным обрезом.

Он как раз рассыпался в комплиментах Коко, а она, чтобы не отвечать, продолжала мурлыкать себе под нос. Вот ведь несообразительная девица! Матери пришлось подхватить разговор.

— Вы ее балуете, — сказала она. — Средние ноты у нее, правда, приятные, но мы с причудами. При ангельском терпении и то не добьешься, чтобы Коко отчетливо произносила слова. Мне приходится заставлять ее по нескольку раз на день петь пятое действие «Фауста».

— В этом есть своя прелесть, — возразил смотритель дорог. — Возьмите американок. Или хотя бы немок. Какая у них дикция? Однако немки прославились на весь свет своей музыкальностью. Уверяю вас, в этом есть своя прелесть.

— Нет, это недостаток, — заявила г-жа Ребек не терпящим возражения тоном. — Коко француженка во всем, и в пении она тоже будет француженкой. Немки едят в пивной — Коко будет готовить дома, как, впрочем, и Люлю. Американки танцуют кекуок — Коко будет танцевать польку, и мазурку, и кадриль, если, конечно, это не вызовет у нее сердцебиения. Послушай, Коко, перестань упрямиться, попробуй внятно произнести первую попавшуюся фразу, ну хотя бы: «Я люблю пирог с капустой», или другую, какую тебе угодно, скажем: «Я люблю пирог с кислой капустой».

Коко повернула голову, будто бы фраза, сказанная матерью, была зашифрована и содержала приказ поглядеть на г-на Дантона, который как раз ковырял в ухе мизинцем и теперь, застигнутый врасплох смотревшей на него барышней, принялся для отвода глаз со всей силой теребить мочку, словно неожиданно обнаружив в ней серьгу.

— Она в гроб меня вгонит, — сказала г-жа Ребек и пошла играть в безик.

Смотритель дорог взял двумя пальцами руку Коко, словно собирался положить ее в кофе вместо сахара.

— Мадемуазель Коко, — взмолился он, — для меня, для меня одного повторите фразу, сказанную вашей матушкой!

Коко с отличавшим ее своенравием возразила:

— Это будет неправдой: я не люблю капусту.

Он не без остроумия заметил:

— Вы ошибаетесь, мадемуазель Коко, — как раз в капусте находят то, что вам больше всего нравится, — маленьких мальчиков еще в пеленках и свежее масло.

Коко рассеянно улыбнулась, занятая своими мыслями; она думала, какого цвета взятые порознь волоски смотрителя: такого же рыжего, как все вместе, или нет.

— Мне больше всего нравится Париж! — сказала она, неожиданно погрустнев.

Он принялся расхваливать Париж, где прожил полтора месяца. Как он ее понимает! Пройдя бульвар Рас-пайль, выходишь прямо на бульвар Сен-Жермен, а в двухстах метрах оттуда площадь Согласия, напротив церковь св. Мадлены, напротив церкви — палата депутатов, Дом инвалидов; напротив Дома инвалидов — мост Александра III. Все улицы вымощены булыжником; и все это сделано меньше чем за полгода! Но что касается его лично, ему больше нравится Женева.