Французская новелла XX века. 1900–1939

Бернанос-художник знает персонажей двух типов — тех, что живут в атмосфере бездуховности и «скуки», и тех, что движимы идеалом любви и сострадания — «святых». Это соответствует мысли Бернаноса о существовании в мире двух противоборствующих начал — Добра и Зла. По Бернаносу, человек становится на путь зла не в результате нравственной слабости или заблуждения: для него Зло — самостоятельная сущность, обладающая неотвратимой притягательностью. Зло способно принимать самые разнообразные формы. Оно — и в нелепом тщеславии современных аристократов, и в пустопорожней болтовне либералов, и в тупой ограниченности обывателя, и в забитости крестьянина. Однако осознание «скуки» жизни приносит персонажам Бернаноса не освобождение, а лишь острейшее чувство страха и одиночества. Стремление же преодолеть «скуку», вступая на путь «греха» или индивидуалистического самоутверждения, способно только усугубить отчаяние, доводя его до критической точки — самоубийства.

Но в мире Бернаноса есть и Добро. Оно для него не некое рационально сконструированное понятие, а то естественное чувство бескорыстного доверия к людям, которое более всего присуще детям. «Святыми» положительные герои Бернаноса оказываются вовсе не потому, что, не зная сомнений и страданий, они ведут праведный образ жизни, а потому, что сумели сохранить в своей душе одно драгоценное человеческое качество — «детскость». В практической жизни они беспомощны и неумелы. Они не отличаются ни талантами, ни умом, ни познаниями. Их сила — в неистребимой любви к людям, ради которых они готовы собственным страданием искупить чужой грех и чужое преступление.

Бернанос, однако, ясно видел, что искупительные жертвы, его героев не способны освободить мир от власти Зла. И потому его книги насквозь пронизаны ощущением трагизма. Оно порождено болью писателя за страдающего человека.

Georges Bernanos: «Dialogue d'ombres» («Диалог теней»), 1955.

Публикуемый рассказ входит в одноименный сборник.

Г. Косиков

Диалог теней

Перевод Л. Зониной

— Не бойтесь, — сказала она. — Ранса вышла из берегов от самого Вернея, дорога, пожалуй, на целый фут под водой… Взгляните: волна уже устремилась к истоку. Минут через пять ее уже не будет слышно.

Она смотрела ему в глаза с каким-то спокойным любопытством.

— В любом другом месте нас могли бы застать врасплох, Жак, Здесь — нет. Я все продумала.

Неуловимая, чуть лукавая улыбка скользнула, как тень, по ее лицу.

— Вас это удивляет?

— Чему мне удивляться, дорогая?

— Не лгите, Жак, — сказала она. — Лучше бы я была не так осмотрительна, не так осторожна. Я и сама чувствую: когда женщина любима, есть какая-то прелесть в том, что она превращается в ребенка — по-детски капризна, по-детски безрассудна и наивна тоже по-детски, наивна во всем! Но не каждый способен терять голову.