Французская новелла XX века. 1940–1970

В книге «Порт отрешенных» бьется тревожная мысль о горе миллионов, которое контрастирует с сибаритской безмятежностью «цивилизации потребления» (действие части романа происходит в США в годы войны в Корее). «Надо научиться самому и научить других скорбеть о тысяче погибших в тысячу раз безутешнее, чем о гибели одного — даже если это твой друг или брат. Грош цена тому, кто остается равнодушным к смерти незнакомых ему людей», — так формулирует автор идею этой книги.

Алену Прево чуждо элитарное представление об искусстве. Вместе с одним из своих друзей, крестьянином Гренаду, он написал историю его жизни; демократизации культуры Прево способствовал, работая в редакции журнала «Травай э кюльтюр» и в агентстве Франс Пресс.

Ален Прево любил жанр новеллы и с интересом следил за его развитием, посвятив этой проблеме ряд лекций. Многие сюжеты его рассказов находили продолжение в романах (рассказ «Микарем» и роман «И все-таки желаю удачи…», новелла «Атропос» и роман «Безвестные герои», повесть и роман под названием «Влюбленные из Эвиля»). Прево был истинным рассказчиком, — писал Вюрмсер, — «рассказчиком-реалистом, для которого наблюдение значило больше, чем воображение, а рассказанная история — то есть истина — больше, чем литература».

Alain Prevost: «Adieu, bois de Boulogne!» («Прощай, Булонский лес!»), 1972.

Новелла «Прощай, Булонский лес!» входит в одноименный сборник.

Т. Балашова

Прощай, Булонский лес!

Перевод Т. Ивановой

Он не из тех швейцаров, что красуются в парике, с цепью на шее и в лаковых сапогах. У Шамфоля всего лишь скромный синий костюм, фуражка, три медали и увечье, полученное в бою. Взорвавшаяся граната оторвала ему кусок правой руки вместе с четырьмя пальцами. Остался только большой, который он для вида старательно высовывает из кармана.

Каждый день он занимает свое место на площадке второго этажа за столом, покрытым зеленым сукном. Неизменны орудия его труда: календарь, внутренний телефон, блокнот с печатными бланками: «Имя посетителя», «Цель визита», «Час».

Поначалу ему было очень тоскливо в Париже. Он это предвидел. Не по своей воле он оказался в изгнании. Ему пришлось покинуть родные места из-за чрезмерного усердия господина мэра-депутата, который выхлопотал для него эту должность. Шамфоль прекрасно понимал, что отказаться невозможно: в глазах земляков он сразу превратился бы из героя в ничтожество.

И он пошел все равно как на войну. Даже хуже. В армии, по крайней мере, вас кормят, поят, говорят, что делать. А в Париже — пустота. Комнатка в предместье — пустая. Стол на площадке лестницы почти всегда пустой. На улице, в поезде, в метро — незнакомцы с пустыми глазами. Он всех боялся: продавцов, официантов, парикмахеров, контролеров, прохожих. Мысленно он обращался к ним: «Меня зовут Альбер Шамфоль. Я из Баланвиля на Луаре. Я человек порядочный, служу на хорошем месте…» Он никуда не ходил, кроме булочной и бакалеи на углу. Банкам он не доверял и держал сбережения в кассе взаимопомощи. Всегда худой, он стал кожа да кости. И разговаривал он, даже мысленно, только с самим собою.