Французская новелла XX века. 1940–1970

Весна в тот год выдалась дождливая. Шамфоля это беспокоило, но тревожился он не о себе, а о фазаньих выводках. Каждое воскресенье он уезжал. Прощай, Булонский лес! Каким жалким казался ему этот парк теперь, когда он увлекся охотой! Поскольку он боялся показываться в Дурдане до открытия охотничьего сезона, чтобы лесник не заподозрил его в браконьерстве, он попробовал съездить в лес Фонтенбло, но нашел его слишком редким, чересчур многолюдным. Марли и Рамбуйе больше напоминали местность, где ему предстояло охотиться. В мае он добрался до Сенара. Из-за густых кустов и папоротников некоторые уголки этого леса были совсем непроходимыми. Он все же забирался в самую гущу, часто даже на четвереньках, и обнаруживал норки, гнезда. Как-то раз он спугнул лисицу, потом козочку. В гуще зарослей, в лужице величиной с носовой платок — выводок сизошеек. К вечеру прилетели утки. Зарывшись в мох, Шамфоль не смел прицелиться в них палкой. Если их спугнуть, они больше не вернутся. Понаблюдав за ними, он удалялся ползком так осторожно, что у него уходило полчаса на то, чтобы добраться до тропинки, пролегавшей всего в тридцати метрах оттуда.

Отпуск он провел в отеле в Шанрозе на опушке леса. В часы аперитива местные жители разглагольствовали об охоте. Он снисходительно прислушивался, сознавая свое превосходство: «Держу пари, они и понятия не имеют, что совсем неподалеку гуляет заяц и стая фазанов. Ах, если бы я оказался здесь к началу охоты, я бы им показал, чего я стою!»

Приближался сентябрь. Охотники в долинах уже стреляли рябчиков и перепелок. Через две недели открытие охотничьего сезона в лесах. Шамфоль с трудом засыпал по ночам. Он пересчитывал в уме всю живность, которую видел летом. Каждый заяц, утка, фазан, лиса являлись ему там, где он их повстречал: На опушке, на прогалине, в чаще. И во сне он не мог избавиться от перьев, мордочек, ушей, шелеста листьев.

В последнее воскресенье он снял комнату в отеле в Дурдане. Прежде чем лечь спать, он проверил свое снаряжение, разрешение на охоту, членский билет, патроны. Довольно ходить с палкой, завтра он возьмет ружье! Погасив свет, он закрыл глаза, и ему тотчас представилась вереница зверюшек: фазаны забирались в заросли, стайками семенили куропатки, кролики рыли новые ходы в норках. Забившись между изголовьем и подушкой, Шамфоль воображал себя зайцем в засаде. Дрожа от страха, он прислушивался к шуму ветра в листве, стараясь среди разных звуков различить тяжелые шаги человека или приближение собак.

Можно ли сказать, что он проснулся? Было ли это странное забытье сном? Свет проникал сквозь жалюзи. Когда он открыл их, яркое солнце ослепило его. В полном обмундировании он спустился вниз и позавтракал без всякого аппетита. Он не спускал глаз с часов, не решаясь выйти слишком рано, боясь опоздать. Приближаясь к лесу, он услышал выстрел. Он бросился бежать, но сдержался: «Если я запыхаюсь, я буду плохо стрелять». Взлетело несколько голубей. Он углубился в лес по первой попавшейся тропинке.

Какое кошмарное утро! Все его раздражало. Стреляли справа и слева, по течению ручья. При каждом выстреле он вздрагивал от возмущения, от страха: они стреляли по его дичи. Ему хотелось быть одновременно всюду, а он был нигде, ничего не видел.

Вон заяц перебегает через дорогу! Поздно, его и след простыл.

За его спиной взмах крыльев: голубь, фазан? Но где он, где?

Время шло. Шамфоль с отчаянием глядел на часы: двенадцать часов, два, три, четыре. Он забрался в чащу. Вооружившись палкой, он ворошил кусты, разгребал листья. Каблуком проваливал норы. Вернувшись на тропинку, он встретил охотников с полными сумками. Он всех их ненавидел. Какая-то собака с кроликом в зубах искала своего хозяина, а тот звал ее откуда-то издалека: «Апорт, Рапид, апорт…»

От усталости, что ли, или от огорченья ружье, казавшееся таким легким, оттягивало ему руку. Ноги ныли, хотелось посидеть. Тогда наверняка появится какой-нибудь зверь, а он даже не сможет выстрелить. Выстрелить хотя бы разочек, как ему этого не хватало! А почему бы не выпустить заряд наугад в какую-нибудь ветку или просто в пространство?

Прислонившись к дереву, Шамфоль терпеливо ждал. То приближавшийся, то удалявшийся лай показывал, что где-то выследили дичь. Продержится ли она до темноты? Выстрелы стали реже. С криком пролетел дрозд — первый предвестник ночи, поднялся ветерок. «Как жарко!» — подумал Шамфоль. Он положил сумку, расстегнул патронташ, распахнул куртку. Собака больше не лаяла. Спасся ли зверь? Или убит?

Есть ему не хотелось, он решил попить водички и вспомнил, что нарочно взял такую бутылку, которую не жалко будет выбросить, чтобы освободить в сумке место для дичи. Прислонив ружье к сгибу правой руки, он жевал бутерброд с сыром и старался утешиться. В следующее воскресенье, в какое-нибудь другое ему повезет. Целых четырнадцать воскресений оставалось до закрытия охоты. Или бросить все, продать ружье и патроны? А о чем тогда будет он мечтать, сидя за столом перед пустой лестницей?