Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России

Скептицизм в отношении успехов процесса цивилизации России был связан не только с негативным отношением к просвещенному деспотизму, благодаря которому в XVIII в. осуществилась ускоренная вестернизация государственных институтов, экономики, промышленности, торговли и культурной сферы России. Более важным для некоторых публицистов представлялось цивилизационное различие между русскими и европейцами.

Если в основе сочинения Шантро, отрицавшего общие для всех народов, объединенных в воображаемой категории «Север», закономерности развития цивилизации, наук, искусств и нравов, лежала республиканская и антиклерикальная идеология, то Гарран-Кулон в своей книге о судьбе Польши и соседних стран подходил к решению этой проблемы по-иному.

Гарран-Кулон, в отличие от большинства современников, помещал «деспотическую» Россию не только среди стран воображаемого «Севера», как это было принято прежде, но и в одном ряду с Турцией, тем самым подчеркивая присущие ей «восточные черты». И это было сделано публицистом не случайно: Россия так же, как Турция и Польша, в одинаковой степени запаздывали в своем движении по пути «прогресса цивилизации»[652], отмечал он. Иными словами, в сочинении Гаррана утрачивает актуальность вольтеровская парадигма России как бастиона Европы на пути азиатской агрессии[653]. В основе вольтеровской трактовки взаимоотношений России и Турции находилась антиномия «варварство - цивилизация», в рамках которой уместны были даже сравнения русско-турецкой войны с войнами греко-персидскими (именно этой традиции следовал, например, Вольней). Теперь же олицетворением «возрождающейся» Франции и ее культом античности выступала сама Революция, и образ «Иного» в общественном мнении новой Франции также претерпевал серьезные изменения.

Гарран-Кулон немного сообщает о политическом устройстве России, уделяя основное внимание «свободолюбивым казакам»: «Во всех странах и во все времена находятся люди, что умеют освободиться от гнета и покарать тиранов. Такими людьми были запорожские украинские казаки». Гарран переосмысливал имевшийся в его распоряжении исторический материал (он ссылается на «Историю запорожских казаков» Ж.-Б. Шерера, «Описание Украины» Левассера де Боплана, «Историю России» Н.-Г. Леклерка и «Истории Карла XII» Вольтера) в духе революционной идеологии. Запорожская Сечь под пером французского политика превращалась в своеобразную «казацкую республику», жившую по принципам свободы, «справедливого равенства» и «сердечного братства». По его мнению, именно казаки являются основной антикрепостнической и антимонархической силой на европейском Востоке, поскольку поднимают восстания и бунты в «соседних» империях и способствуют их разрушению.

Исторические экскурсы французского публициста приобретали новое звучание в революционном контексте. Уступая распространенному мнению, будто предками казаков были хазары, Гарран вступает в противоречие с собственным рассказом о том, что казачество формировалось из крестьян, бежавших от «феодального гнета» в низовья Днепра, Буга и Дона. Он превозносит запорожские порядки и обычаи, для контраста рисуя мрачные картины российского владычества на Украине во времена правления Екатерины II. Так, он пишет, что «на место их [казацких. - А. М.] должностных лиц, которых они всегда избирали сами... Петербургский двор прислал русские суды, самые испорченные в Европе, и чиновников, немецких и русских, чтобы ими управлять...»[654].