Нервничать она начала с утра, но пока ей вроде бы удавалось держать себя в руках. Накануне вечером Аврора ужинала с матерью, как делала всегда, когда та приезжала в Париж. Затея Домисиль Кавански с фотосессией на Лионском вокзале пришлась как нельзя более некстати. Поезд, на котором Беранжера уезжала в Дижон, отходил как раз в то время, когда на перроне появилась команда пиарщиков и ЖБМ. Пока шла съемка, Аврора беспрестанно смотрела на часы. Она расслабилась, только когда поезд на Дижон наконец тронулся. Ничего не случилось: Беранжера и ЖБМ не столкнулись нос к носу на платформе. Пронесло, выдохнула Аврора.
Но когда она толкнула дверь «Синего экспресса», ей показалось, что небеса придвинулись к земле как минимум на десять метров, пошатнув привычный миропорядок. Она мгновенно его узнала – он сидел спиной к ней, за одним столом с Беранжерой. Они разговаривали. К Авроре подошел метрдотель и задал ей какой-то вопрос, которого она не услышала и выскочила из ресторана. За порогом на нее обрушился шум вокзала. Сновали пассажиры, гудели поезда. Вокруг кипела деловитая суета, подчиненная ритму железнодорожного расписания, прощаний и встреч, но для нее жизнь словно остановилась. Она прислонилась спиной к стене и попыталась привести мысли в порядок. Итак, Беранжера опоздала на поезд. И дернула ее нелегкая пойти выпить кофе в «Синий экспресс»! А его та же нелегкая дернула устроить перерыв в этой проклятой фотосессии и тоже отправиться в «Синий экспресс», да еще выбрать столик по соседству с ней! Разумеется, они друг друга увидели. Аврора подавила рвущийся из груди яростный всхлип и совершенно по-детски дважды стукнула каблуком по земле. Затем достала из кармана айфон и отправила матери эсэмэску: «Не разговаривай с ним!» Это было глупо: они уже разговаривали. Аврора отправила еще одно сообщение: «Ничего ему не говори!» И следом еще одно: «Перезвони мне!» Но Беранжера так ей и не перезвонила. Что именно она сказала ЖБМ, чтобы тот отменил все планы и помчался в Бургундию? Он что-то понял. Что-то настолько важное, что плюнул на неотложные дела.
О чем могут разговаривать мужчина и женщина, которые не виделись тридцать лет? О жизни и о детях, о чем же еще. Наверное, мать невольно проболталась: выдала дату ее рождения или ее имя. Хотя нет. Если бы он точно знал, кто она, зачем потащил бы ее с собой? Поехал бы один. Значит, он ничего не понял. Аврора чувствовала: еще немного, и мозг у нее взорвется.
– Привет, красотка, как дела? – спросил владелец кафе, целуя ее в обе щеки. – Ты к нам надолго?
– Да нет, я проездом. Зашла вот выпить кофе.
– Сейчас принесу. Может, внутрь зайдешь? На террасе холодно.
– Нет, спасибо. – Она заставила себя улыбнуться. – Подышать хочется.
Она поняла, что все летит кувырком, в тот миг, когда он спросил Макса, сколько времени займет дорога до Дижона. Аврора, как всегда, заказала купе на четверых в вагоне первого класса, чтобы им никто не мешал и они могли спокойно поработать. Какая там спокойная работа! ЖБМ поставил на свободное кресло кожаную сумку с урной, в которой хранился прах Пьера, – до сих пор он не выпускал его из рук, не доверяя нести даже своему водителю. Они с Авророй открыли ноутбуки и начали составлять отчет по итогам ее телефонных звонков в Англию и Россию, которые она сделала, пока он фотографировался. Аврора плохо соображала; ЖБМ что-то втолковывал ей, а она пыталась отправить матери эсэмэску – безуспешно, потому что они успели далеко отъехать и сеть больше не ловилась. Все, больше от нее ничего не зависело; повлиять на дальнейший ход событий она была не в состоянии. Дважды переспросив у ЖБМ одну и ту же цифру, она извинилась и пошла в туалет. Закрыв за собой дверь, она обнаружила, что у нее трясутся руки. Она зажмурилась и несколько раз глубоко вдохнула. Бесполезно. Может, это и есть то, что называется
– Дайте мне сахару. Поскорее, пожалуйста. У меня приступ гипогликемии. Я сейчас потеряю сознание.