Французская революция

Успехи настолько воодушевили неоякобинцев, что они рискнули даже открыть в Париже 18 мессидора VII года (6 июля) новый Якобинский клуб. Официально он назывался «Объединение друзей свободы и равенства», а поскольку располагался в Манеже, то его неофициальным названием стало Клуб Манежа. Место было выбрано знаковое и с немалой претензией: именно там с октября 1789 и до января 1798 года заседали все революционные ассамблеи. Клуб быстро стал очень популярным, в него записались около 3000 человек, среди которых было около 250 депутатов Законодательного корпуса, в провинции стали открываться ассоциированные с ним общества. Среди его председателей были замешанный в заговоре Бабёфа Друэ и генералы Ожеро и Журдан. В выступлениях с трибуны клуба звучали слова о необходимости «очищения» чиновничества, налога на богатых, вооружения народа.

Однако, после того как Директория была существенно ослаблена, неоякобинцы перестали быть нужны тем силам, которые планировали смену государственного строя. Газеты оказались полны нападок на «террористов» и «кровопийц». 26 мессидора (14 июля) Люсьен Бонапарт в своем выступлении в Совете пятисот отдал должное той победе над «врагами свободы», которая была одержана 30 прериаля, но предупредил, что конституционный баланс сил не должен смещаться и в другую сторону. Депутаты положили конец вмешательству Директории в их дела и теперь сами не должны вмешиваться в работу правительства. В его речи содержалась и критика неоякобинцев: «Мы не хотим потрясений, не хотим смены строя, не хотим эшафотов, наконец, мы не хотим ‹…›, чтобы отвратительный режим 93 года пришел на смену конституционному». Иными словами, тот блок, который сложился в Законодательном корпусе после выборов, начал распадаться.

Со своей стороны, и сами неоякобинцы настолько уверовали в собственные силы, что порвали с Баррасом и попытались провести через Советы законы, которые, по их мнению, обеспечили бы демократизацию и «обновление» системы. Одновременно ими планировался ряд чрезвычайных мер для спасения Республики. Однако в полном объеме ни то ни другое не удалось.

10 мессидора (28 июня) Совет старейшин одобрил закон о призыве на военную службу всех возрастов, предусмотренных в законе Журдана – Дельбреля, и о займе в сто миллионов у зажиточных граждан. Закон от 13 мессидора отменял возможность уклониться от призыва, выставив вместо себя заместителя, а закон от 14 мессидора объявлял амнистию дезертирам при условии, что они вернутся под знамена Республики. Все это очень напоминало современникам атмосферу 1793–1794 годов. Были также приняты меры, сокращающие жалование ряда чиновников и траты министров. 24 мессидора (12 июля) депутаты одобрили так называемый «Закон о заложниках», разрешавший властям тех департаментов, где происходили убийства по политическим мотивам или восстания, брать в заложники родственников эмигрантов и других подозреваемых в совершении соответствующих преступлений. На фоне этих преобразований в столицу пошли многочисленные петиции с обвинениями в адрес ряда министров и чиновников, гражданских комиссаров при армиях.

Тем не менее «левым» очень быстро пришлось осознать, что интересы других политических сил не совпадают с их интересами. Дискутируя весь июль о свободе печати, неоякобинцы так и не добились утверждения Советом старейшин их варианта закона, подтверждающего статью 353 Конституции и ограничивающего лишь злоупотребления этой свободой. В итоге соответствующая статья закона от 19 фрюктидора V года была отменена, но проблему так и не решили. 27 мессидора (15 июля) неоякобинцы предприняли попытку обвинить четырех бывших Директоров – Мерлена, Ребеля, Трейяра и Ларевельера-Лепо – и тем самым создать прецедент своего рода ответственности министров перед парламентом. Обвинения были разнообразными, но ни одно из них так и не набрало требуемого количества голосов. Ничем закончились и споры вокруг свободы собраний, а также того, как правильно истолковывать статьи 362–364 Конституции, ограничивавшие права народных обществ.

Более того, в самый разгар дискуссии непомерные амбиции Клуба Манежа окончательно испугали и власти, и парижан: вначале его вынудили переехать в другое помещение, а 26 термидора (13 августа) и вовсе закрыли по распоряжению министра полиции. Вслед за ним стали закрываться и конституционные кружки в провинции. Об обвинениях в адрес бывших Директоров больше не вспоминали. 28 фрюктидора (14 сентября) не получилось и объявить «Отечество в опасности», как предлагал Журдан; в тот же день потерял свой пост Бернадот. Одновременно последовала серия отставок в министерствах, куда «левым» удалось продвинуть своих людей.

Все это послужило показателем того, что неоякобинцы потеряли влияние на своих коллег. Тот потенциал «обновления», который был создан 30 прериаля, оказался исчерпан.

Реставрация монархии кажется неизбежной