Французская революция

Первая – конституционный баланс властей. Историки нередко пишут о том, что в Конституции III года не было заложено никакого пути разрешения конфликтов между исполнительной и законодательной властями. И это правда. Но так получилось не по недосмотру, а из-за отсутствия, как казалось, необходимости в этом, поскольку ветви власти не были равноправными. Законодательный корпус избирал и судил членов Директории, мог призвать их к ответу, запрещал им появляться на своих заседаниях, они не обладали правом законодательной инициативы, а могли лишь просить депутатов принять меры по тому или иному вопросу. Одним словом, Директория была в значительной степени подчинена Законодательному корпусу. И конфликты между ними носили не институциональный, а сугубо политический характер.

Второй причиной нестабильности называют частые выборы, непрерывно изменявшие баланс сил в Директории и Советах. Однако и это не было случайностью: еще Буасси д’Англа в своей речи, предварявшей проект конституции, объяснил, что подобная мера нужна, дабы «у депутатов не появилась опьяняющая привычка к власти». Иными словами, обновление Советов виделось как защита от всевластия отдельных политиков и Законодательного корпуса в целом, чтобы он не попытался последовать примеру Национального Конвента. К тому же, в отсутствие социологических опросов, механизма отзыва депутатов и утверждения законов народом, частые выборы усиливали демократический элемент системы. В этом ракурсе проблему следует искать скорее не в зеркале, а в том, что оно отражало.

Третий фактор, который обычно упоминают, объясняя хрупкость режима Директории, вытекает из второго – это постоянные государственные перевороты, когда удар наносился то по «правым», то по «левым». Еще в XIX веке такая практика получила название политики качелей. Переворотами, как мы видели, корректно называть лишь 18 фрюктидора и 18 брюмера, но важно, конечно, другое: все эти пертурбации были не самостоятельной причиной, а лишь следствием частых выборов и поляризации общественного мнения.

Иными словами, все три вроде бы очевидных фактора на деле представляются весьма сомнительными. Главная причина того, что Революция так и не была окончена, заключалась в половинчатости и ограниченности компромисса, на который готовы были пойти термидорианцы. Их лозунг «Ни короля, ни анархии!» был необходим для удержания власти, но оказался фатальным в долгосрочной перспективе.

На протяжении всего существования режима Директории большинство в Законодательном корпусе принадлежало консервативным республиканцам. Ни «левые», ни «правые» даже на пике своих успехов так и не смогли получить большинство ни в Советах, ни в Директории. Казалось бы, все, что требовалось от консервативных республиканцев, – это достроить, наконец, здание, фундамент которого был заложен еще в 1792 году. Термидорианцы сохранили Республику и дали ей конституцию. Настало время завершить Гражданский кодекс (его разработка была начата еще Конвентом), создать Уголовный кодекс (который должен был прийти на смену творению 1791 года), прочную налоговую систему.

Ничего из этого сделано не было, поскольку на протяжении всех пяти лет существования Директории в Советах шла политическая борьба, отражавшая те процессы и тот политический расклад, который существовал во французском обществе. Некогда фельяны, к величайшему своему изумлению, увидели, что они никого не могут уговорить сплотиться вокруг конституционной монархии: якобинцы уже мечтали о республике, а роялисты – о подавлении Революции и освобождении короля из золотой клетки. Так и теперь консервативные республиканцы вынуждены были признаться себе, что события 13 вандемьера не были случайностью. Выверенная и сбалансированная ими демократическая модель не работала и не могла работать, поскольку неоякобинцы с удовольствием использовали ее для того, чтобы вернуться в те времена, когда жилось значительно хуже, но цели казались великими, а возможности – безграничными, роялисты же с неменьшим энтузиазмом использовали ее для безболезненного перехода к монархии. Именно это препятствовало обретению долгожданной стабильности.