Наполеон с 1796 года целенаправленно создавал образ непобедимого военачальника, спасителя Франции, верного республиканца, способного даровать стране стабильность, мир и покой. Столь же массированной обработки общественного мнения роялисты организовать не смогли. Республиканская пресса рисовала Людовика XVIII оторванным от реальности сторонником Старого порядка, окруженным отставшими от жизни мелкими людишками, наивно мечтающими лишь о том, чтобы утопить Революцию в крови. Его идеи были мало известны, к тому же многие документы планировалось огласить лишь накануне или во время реставрации. В итоге высокая готовность Людовика XVIII к компромиссу осталась и неизвестной, и невостребованной.
Второй причиной поражения роялистского движения стала невозможность в полной мере руководить им, находясь за пределами Франции. Стремительно менявшаяся ситуация в стране требовала мгновенного принятия решений, использования тех возможностей, которые открывались порой на несколько дней или недель. Бонапарт же, даже когда находился в Италии или в Египте, имел в столице достаточно сторонников, которые могли отстаивать его интересы или информировать о происходящем.
Третьей причиной стало то, что Французская революция не только свергла монархию как государственный строй, но и во многом уничтожила ее идейный фундамент. Расчистила место, на котором смогла возникнуть империя. В Англии этого не произошло, и Кромвель так и не принял корону. Бонапарту же ничто не помешало возложить ее на себя. И не только Франция с этим смирилась: Наполеон был признан европейскими державами.
Однако победу Бонапарта нельзя рассматривать сугубо рационально. Если раньше историки нередко подчеркивали, что референдум, состоявшийся в феврале 1800 года и узаконивший его приход к власти, свидетельствовал о невиданной популярности генерала, ныне давно уже известно, что результаты этого референдума были сфальсифицированы. Дело было в ином. Людовик XVIII прилагал огромные усилия, направленные на победу в масштабах всей страны, тогда как вся история Французской революции показывала, что главное – это взять власть в столице.
Успех переворота объяснялся и готовностью Бонапарта все поставить на карту. Точно так же поступали и депутаты Конвента, принимая «декреты о двух третях», и Баррас, организуя переворот 18 фрюктидора. Как и они, Бонапарт оказался способен действовать здесь и сейчас, при необходимости применить силу, выйти за рамки возможного. Как якобы сказал Сийес на следующий день после 18 брюмера, «мы обрели господина: он все может, он все знает, он всего хочет».
Про Людовика XVIII можно было бы сказать, что он все знает, он всего хочет, но далеко не все может. Куда более гибкий, чем можно было бы ожидать от французского принца, внука, брата и дяди короля Франции, он готов был превратиться из повелителя в политика, в полной мере использовать искусство возможного. Поступившись личными пристрастиями, король во многом сумел объединить роялистское движение, освоил революционную терминологию, демонстрировал постоянную готовность к компромиссу. Но время требовало от него большего: умения вызывать любовь в сердцах французов, вести за собой в бой армии, оказываться в нужное время в нужном месте, интуиции, которая заменила бы информацию, способности рисковать, когда можно все потерять.
Так ли все было плохо?
Принято считать, что режим Директории рухнул, поскольку к 1799 году показал себя несостоятельным, неспособным решить те проблемы, которые стояли перед Францией.
Частично это действительно было так. В стране свирепствовали банды, в которые вливались различного рода преступники, бывшие мятежники, дезертиры. Принятие закона о всеобщей воинской повинности вызвало массированное сопротивление в ряде регионов, особенно в Бельгии, где противники режима объединялись и вооружались, срубали деревья свободы, открывали церкви, сжигали призывные списки.
Как только к концу 1798 года ухудшилось положение на фронтах, Франция начала сваливаться в экономический кризис. По стране прошла волна банкротств, росла безработица, дефицит бюджета с 200 миллионов в 1797 году увеличился до 350. Расходы примерно втрое превышали доходы, приходилось прибегать к чрезвычайным мерам. До четверти бюджета приносили реквизиции в завоеванных или покоренных странах, помогали продержаться принудительные займы. Однако начатый в июне 1799 года по инициативе неоякобинцев принудительный заем в 100 миллионов напугал многих состоятельных людей. Исследование, проведенное правительством в 1800 году, зафиксировало разруху в приграничных и наиболее пострадавших от гражданской войны департаментах, плохое состояние дорог, застой в торговле, критичные сокращения производства в ряде отраслей промышленности, нищету.