Однако все пошло совсем не так, как планировали бриссотинцы. Людовик XVI не попался в расставленную ловушку пацифизма и утвердил ультиматум 14 декабря. Король и его окружение тоже сделали выбор в пользу войны, рассчитывая, что иностранные войска помогут им подавить революционное движение и восстановить абсолютную монархию. Поддержал курс на войну и генерал Лафайет, хотя совсем по другим причинам. Он рассчитывал, что, возглавив армию, сможет защитить конституционную монархию от посягательств республиканцев. Результатом его временного союза с роялистами стало назначение в декабре 1791 года графа Нарбонна, близкого к Лафайету, на пост военного министра. Нарбонн немедленно начал подготовку к войне, сформировав на границах три армии для вторжения на территорию будущего неприятеля.
В отличие от Лафайета и его сторонников, большинство фельянов выступало против войны, опасаясь, что она дестабилизирует общество и тем самым погубит с таким трудом созданную конституцию. Однако раскол в рядах «партии», вызванный действиями Лафайета, практически парализовал активность фельянов. Ни в Собрании, ни за его стенами они не смогли оказать сколько-нибудь убедительного сопротивления сползанию страны к войне.
Среди «левых» также не было единства мнений. Робеспьер и Марат выражали несогласие с Бриссо, предлагая сосредоточиться на борьбе с внутренним, а не внешним врагом. Война, считали они, повысит в обществе роль военных и создаст условия для того, чтобы один из завоевавших популярность генералов узурпировал власть. Зимой 1791–1792 годов продолжительные перепалки между Робеспьером и Бриссо не раз сотрясали стены Якобинского клуба. В конечном счете Бриссо своими призывами к «крестовому походу во имя свободы» сумел увлечь за собой большинство якобинцев, чем вызвал к себе глубочайшую ненависть оставшегося в меньшинстве Робеспьера.
Противники войны могли еще надеяться на то, что осторожность и благоразумие императора Леопольда II все же не позволят довести дело до открытого столкновения. Опасаясь за жизнь своей сестры, французской королевы Марии-Антуанетты, император не хотел обострять ситуацию и рекомендовал курфюрсту Трира выполнить требования, предъявленные ему Законодательным собранием. Дипломатической нотой от 21 декабря Леопольд II известил французскую сторону о согласии распустить «сборища» эмигрантов. Казалось бы, столь явная уступка лишила Собрание какого бы то ни было предлога для дальнейшего обострения ситуации, но «левые» решили поднять ставки еще выше. 25 января 1792 года по их инициативе Собрание предложило королю потребовать у императора формального отказа от Пильницкой декларации.
Однако своими дерзкими демаршами французские революционеры добились лишь того, что император ускорил заключение военного союза с Пруссией. Впервые после войны за Испанское наследство Франция столкнулась с единым фронтом враждебных ей германских государств. А вскоре сменился и сам император: 1 марта 1792 года Леопольд II скоропостижно скончался, и на престол взошел его сын Франц II, гораздо менее склонный к компромиссам. На все французские дипломатические ноты последовал решительный отказ.
Между тем и во французском правительстве произошли перемены. 8 марта был отправлен в отставку Нарбонн, попытавшийся было учить короля, кого тот еще должен включить в кабинет министров. Вслед за ним под давлением Собрания сложили свои полномочия и другие министры, не столь воинственные, как он. На их место король назначил сторонников жирондистов – настоящий «кабинет войны».
Министром внутренних дел стал Жан-Мари Ролан де Ла Платьер, опытный экономист, ранее служивший инспектором мануфактур в Лионе. Искренний республиканец и член Клуба якобинцев, он был человеком не слишком далеким и не слишком инициативным, находясь под сильным влиянием своей жены, умной и обаятельной Манон Ролан, которую просто обожал. Она держала популярный светский салон, где депутаты-жирондисты обычно и обсуждали свои политические планы, в чем мадам Ролан принимала самое деятельное участие.
Пост министра финансов занял пожилой женевский эмигрант Этьен Клавьер. Покинув десятью годами ранее свою родину по политическим мотивам как сторонник демократической партии, он заработал во Франции солидное состояние, играя на бирже. Еще до Революции он оказывал покровительство Бриссо, привлекая того к участию в своих операциях. Теперь же Бриссо ответил ему взаимностью, поддержав кандидатуру Клавьера на министерский пост.