Французская революция

Во время Революции не верили никому: иностранных шпионов искали даже среди депутатов и высших должностных лиц государства. В речах законодателей, прессе и приговорах судов постоянно муссировалась тема контрреволюционных заговоров. И это была не просто всеобщая паранойя, страх перед внутренними и внешними врагами. Политические пристрастия быстро менялись: революционеры легко превращались в контрреволюционеров, а отдельные депутаты Национального Конвента и республиканские генералы, задумываясь о своем будущем, подчас вступали в переговоры с роялистами о восстановлении королевской власти и о своей награде за содействие этому.

К концу революционного десятилетия термин «контрреволюция», казалось, устоялся. В 1798 году Луи-Себастьян Мерсье, известный литератор и бывший депутат Национального Конвента, писал: «“Контрреволюция”. Новое слово, появившееся сразу же за словом “революция”. Оно означает переворот, который, если удастся, возродит прах последнего из наших тиранов, того феникса, что назвали бы “королем”». Иными словами, контрреволюцией было предложено считать возвращение к монархии.

Однако устроит ли нас сегодня такое объяснение? Можно ли просто сказать, что контрреволюционером следует назвать того, кто боролся за короля? Едва ли, учитывая, сколь непоследовательной и неопределенной была позиция самого монарха в ходе революционных событий. Как мы помним, Людовик XVI, надев трехцветную кокарду, простил убийц, проливших кровь государственных людей в июле 1789 года, а в сентябре 1791 года принес клятву верности Конституции, то есть вел себя как настоящий сторонник Революции. Парадокс ситуации состоял в том, что до самого свержения монархии за сохранение королевской власти выступали как революционеры, так и контрреволюционеры.

Впрочем, даже если сузить круг контрреволюционеров до тех, кто стремился к восстановлению королевской власти после ее свержения, все равно придется иметь дело с огромным разнообразием людей, мнений и явлений. Революция длилась десять лет, и с каждым годом нарастала усталость от непрестанных экономических трудностей, политических кризисов, войн и репрессий. Росла инфляция, разваливались промышленность и торговля, в городах не хватало продовольствия. «Мы без правительства, без религии, без доверия, без финансов, без наук, без талантов, без сельского хозяйства, без торговли, без промышленности; мы без хлеба», – писал один из современников.

Все это вызывало разочарование не только у широких слоев населения Франции, но и у тех, кто находился у власти. Многие желали скорейшего окончания Революции, а поскольку Республика не приносила желанных мира и стабильности, начинали мечтать о восстановлении монархии. Возникала иллюзия, что при королевской власти все если и не были счастливы, то по крайней мере оставались живы и сыты. Однако, оценивая раздававшиеся на парижских улицах возгласы «Да здравствует король!» или «Дайте нам короля и кусок хлеба!», никак нельзя утверждать, что они принадлежали убежденным сторонникам монархии, ясно понимавшим, что именно им принесет возвращение короля.

Возвращаясь к вандейским крестьянам, мы никоим образом не можем сказать, что они хотели восстановления Старого порядка как такового. Повстанцы не предлагали, к примеру, вернуть прежние сеньориальные повинности. Их приверженность монархии также нуждается в оговорках. Да, они назвались Католической и королевской армией, но заметим, что детонатором восстания стало отнюдь не известие о казни Людовика XVI, а рекрутский набор, разрушавший привычный для них жизненный уклад, и без того уже ранее жестоко пострадавший из-за церковной реформы. Именно восстановления своего традиционного образа жизни восставшие крестьяне желали в первую очередь. А поскольку в предложенной революционерами дихотомии – Революция (=Республика) против контрреволюции (=монархии) – третьего не было дано, крестьяне, боровшиеся против изменений, привнесенных в их жизнь Революцией, вынужденно становились сторонниками монархии. По свидетельству генерала Жан-Батиста Клебера, воевавшего против вандейцев, некоторые из них даже говорили ему: «Верните нам наших добрых священников, и мы вам оставим короля».

Практически в каждом департаменте Франции имелась своя маленькая «вандея», ибо крестьяне повсюду бунтовали против нарушения революционными властями их традиционного уклада жизни, хотя в большинстве регионов такие выступления жестоко подавлялись уже в зародыше. В современной мировой историографии для таких сугубо народных движений предложено использовать термин «антиреволюция». Тем самым их отделяют от деятельности прежних элит, направленной на восстановление в том или ином виде Старого порядка, то есть от собственно контрреволюции. Однако деление это условно, поскольку разные противники революционных властей нередко объединяли свои усилия в борьбе против них, независимо от того, какими именно целями в этой борьбе руководствовались.

Измены и поражения