Французская вдова

– Ты начал внезапно ухаживать за Анной Забеленской. Вот именно – внезапно. Срочно подгонял базу под свою щедрость. Дескать, все из-за женщины. Иначе объяснить эти твои кофемашины было никак невозможно. А вот влюбленностью объяснить можно все что угодно. Это меня и насторожило. Сначала ты даришь люстру, не обращая на Забеленскую никакого внимания. А ведь женщина обычно нравится сразу. Ну хоть как-то ты должен был показать свою заинтересованность – подарить цветы, завести разговор. Но нет – сначала Забеленская была тебе совершенно неинтересна. Ни одна сплетница в театре даже в голове не держала, что меценат на кого-то из актрис глаз положил. И только когда убили Валерьяныча и следователи начали рыть носом землю в три раза усерднее, чем прежде, ты вдруг суетливо начинаешь нарезать круги вокруг Забеленской. Даже выбор твой мне понятен – она девушка видная, за ней Зубов ухаживал, Актюбенко… Тебе, выходит, сам бог велел. Я сегодня приезжал в театр, как раз чтобы поговорить с Забеленской. Хотел узнать, сразу ли ты начал оказывать ей знаки внимания или не сразу.

Сударев лишь передернул плечами. Вероятно, Федор попал в точку.

– А вот как ты пробрался в квартиру Виктора, я так и не смог разгадать. Ну, допустим, у тебя есть лекарство, имитирующее сердечный приступ…

– У меня есть женщины, готовые ради меня достать любое лекарство, – самодовольно поправил Сударев. – Виктор – это инвалид, да? Когда я прикончил Лесникову, то услышал звонок мобильника прямо у себя под боком, из-за двери, выходившей на лестничную площадку. Ясное дело, я подумал, что в квартире остался свидетель, который все слышал. Мог, если вдруг обстоятельства сложатся неблагоприятно, опознать меня по голосу. Пытался попасть к нему под разными предлогами, но эта сволочь не открывала. И замки у него были что надо. Тогда я разузнал о нем кое-что и подсунул под дверь свою визитку. Дескать, помогаю выйти из душевного кризиса, обрести себя… Он сам мне позвонил! Было очень забавно наблюдать за ним, когда он все наконец понял. Но к тому моменту руки-ноги уже не шевелились… Если тебя это утешит, он не мучился.

Федор увидел, что Сударев снова сунул руку в карман и зашуршал пакетом. Глаза убийцы наполнились ласковой жалостью, и Федор понял, что надеяться больше не на что.

* * *

Как только Тарасов прочитал сообщение Федора, с него мгновенно слетел романтический флер. Другое дело, что прочитал он его не сразу.

«Раскрыл убийство еду улики», – вслух повторил Тарасов, чувствуя, как по спине побежали мурашки. До него наконец-то дошло, что его приятель пустился в какую-то опасную авантюру, после чего растворился в мировом пространстве, исчез…

Хозяйка индийского ресторана с изумлением наблюдала за тем, как ее всего минуту назад пылкий любовник скачет на одной ноге вокруг кровати, натягивая штаны, и матерится, застегивая рубашку. Глаза его сверкали безумным огнем, словно в него вселились демоны. Напоследок он вместо нее страстно поцеловал подушку и вылетел за дверь.

Сначала Тарасов метнулся в театр, где быстро выяснил, что Буколев побывал здесь около часа назад, но потом куда-то уехал. Никто не знал – куда именно. Тогда режиссер помчался в магазин Федора и навел там шороху, с пристрастием допрашивая перепуганных продавщиц. Несчастная Верочка, которая из его воплей не поняла ничего, кроме того, что Федору угрожает опасность, принялась звонить по всем доступным ей телефонам, но ситуацию исправить не смогла.

Пометавшись некоторое время по кабинету Федора, Тарасов в итоге придумал позвонить Марине и лишь напугал ее до полусмерти, не получив, естественно, никакой полезной информации. В конце концов он стал названивать Зимину, но тот, как и следовало ожидать, оказался недоступен. И почему так случается, что в пиковых ситуациях все нужные люди буквально проваливаются сквозь землю? Вероятно, режиссер так и продолжал бы летучей мышью носиться по городу, но в этот момент в букинистический магазин вошла незнакомая ему дама и с величественным видом поздоровалась со всеми сразу.

– Надежда Петровна! – Верочка бросилась к ней, вытаращив глаза. – Тут человек… Вот… Разыскивает Федора, а я… А мы…

– Кто вы такая? – не слишком вежливо спросил подскочивший к ней Тарасов, но лицо у него было такое взволнованное, что проигнорировать его вопрос было просто невозможно.

– Я мама Федора, – Надежда Петровна растерялась от неожиданности.

– Слушайте, мама Федора, – режиссер производил впечатление горячечного больного, по какой-то странной случайности выпущенного из отделения для тяжелых пациентов. – Нам срочно нужно выяснить, куда поехал ваш сын. На звонки он не отвечает. Есть какие-нибудь идеи?

Вместо того чтобы начать кудахтать или наброситься на Тарасова с глупыми вопросами, Надежда Петровна сдвинула брови и прикусила губу, крепко задумавшись.