Французские гастроли

— Миша, у тебя ко мне какое-то дело, или так просто зашёл полюбопытствовать? Наверное, уже знаешь, что учудила моя Люся? Только не говори, что не слышал. Об этом, наверное, уже во всём Париже судачат. Косточки мне перемывают. Вот, не уследил на старости лет! — в голосе этого враз постаревшего человека слышится горечь и сожаление. — И что мне теперь делать? Как с этим жить-то?

— И знаешь, что самое обидное? Я ведь к нему поначалу как к порядочному человеку отнёсся. С уважением. Можно даже сказать с почитанием его таланта. А он? Подлец! И молчал ведь что женат, и жена ему развода не даёт. Ну если воспылал ты страстью, так приди ко мне, как к отцу предмета обожания. Неужто мы, два взрослых мужчины не нашли бы способа как решить эту проблему?

— Так нет, крадучись втёрся в доверие, меня обманул, Люсю соблазнил и думал, что на этом всё просто так и закончится? Хорошо, что нашлись добрые люди и открыли мне глаза на низость этого человека. А когда всё вскрылось, так закрутился как уж на сковородке. Клятвы давал, что сам всё решит, развод от жены получит и Люсеньке предложение сделает как порядочный человек… А сам в Германию сбежал! Ничего, пока я жив ему теперь нигде покоя не будет, так и пробегает всю оставшуюся жизнь! — Илья Аронович вновь закашлялся и с отвращением затушил папироску в пепельнице полной окурков.

— Что пришёл-то? Совсем я тебя заговорил по-стариковски, но вижу, что у тебя какая-то нужда имеется и ты что-то сказать хочешь? — в глазах моего собеседника проснулся интерес и он поудобнее уселся на стуле.

— Да тут такое дело… — немного заминаюсь, не зная с чего начать, но затем махнув рукой на политесы начинаю рассказывать о своих проблемах с постановкой мюзикла. Илья Аронович слушает с нескрываемым интересом, иногда кивая мне, иногда удивлённо приподнимая брови, в нужных местах улыбается и даже пару раз хихикает, когда я пересказываю свои встречи и разговоры в Консерватории или Полпредстве. В общем, оказывается идеальным «собеседником», если вам необходимо просто выговориться.

Даже как-то облегчённо перевожу дух и у меня действительно становится немного спокойнее на душе, когда заканчиваю своё печальное повествование. Давно надо было вот так прийти к хорошему человеку и просто рассказать ему о своих наболевших проблемах. Никогда раньше не понимал людей, бегающих к разным «психотерапевтам», но видимо в этом что-то есть. Не зря же мы изливаем свои души случайным попутчикам в купе поезда, зная, что никогда более их не увидим.

— Так значит ты уверен в успехе своей оперы и тебе нужны только деньги на постановку?

— Не! Основную сумму мне спонсоры выделяют, но они желают, чтоб во главе благотворительного фонда стоял уважаемый человек имеющий опыт работы в подобной сфере деятельности. Для открытия счёта на благотворительные цели достаточно первоначального взноса в десять тысяч франков. Деньги у меня есть, Вас хочу попросить взять на себя управление этими средствами.

— Значит мне ты доверяешь? И не боишься, что я с твоими деньгами сбегу за границу или промотаю их на девочек? — Лопато тихонько смеётся, видимо опасаясь снова закашляться.

— Вам, Илья Аронович, я доверяю полностью. Ваша репутация самая лучшая гарантия сохранности счёта, тем более что Вам не привыкать управлять такими фондами. Вы же состояли в Харбине и в попечительских советах и благотворительных. Знаете, как правильно распоряжаться этими средствами. Я-то могу чего-нибудь напортачить от неумения, а Вам с Вашим опытом и карты в руки!

— И ты не хочешь, чтоб фонд привлекал средства соотечественников-эмигрантов? А как же тогда я? По сути, я тоже эмигрант! — прищуренный глаз собеседника смотрит на меня испытывающе и чуть насмешливо.

— Илья Аронович, это не моя прихоть, это требование полпредства моей страны. Вы же знаете какое отношение у Советского Союза к белоэмигрантам, а Вы хоть эмигрант, но не «белый» и один раз уже оказывали помощь моей Родине и там это помнят. Пусть и не очень любят, но уважают. Моё мнение конечно мало кого интересует, но думаю, что пройдёт какое-то время и народ примирится. Слишком уж много бывших подданых оказалось вдруг за пределами своего отечества.

— Конечно, те кто потерял в братоубийственной войне своих близких родственников, к примирению никогда не придут, что с той, что с этой стороны. И дети их вряд ли будут дружить, но вот внуки или правнуки к этому будут способны. Так что примирение возможно, хоть и не ранее чем через три-четыре поколения, но оно произойдёт обязательно. Если, конечно, не сеять между людьми вражду специально, а наоборот, постепенно сглаживать острые углы. И музыка обязательно послужит этой цели.

— Я всего лишь первая ласточка, прилетевшая на разведку. Вижу, что стужа ещё не ушла, но пытаюсь «чирикать», чтоб напомнить о лете и надеюсь, что моё «чириканье» это лето приблизит. — Уф! Даже вспотел и опять в горле пересохло. Никогда бы не подумал, что так сложно говорить о простом.