Французские гастроли

— И что так развеселило молодого человека? — в его вопросе слышится лёгкое раздражение, а модные в это время небольшие усики «под Чаплина» начинают смешно шевелиться, словно живут своей жизнью отдельно от остального лица. Стараюсь убрать с лица улыбку, но это мне не удаётся. Снимаю шляпу и здороваюсь:

— Добрый день! Я Михаил Лапин, с поручением к Валериану Савельевичу. Дело в том, что я месяц как выехал из Одессы, но мне сейчас показалось, что я никуда так и не уезжал, а вокруг по-прежнему «все наши». Прошу меня извинить за эту нечаянную улыбку, но ваш разговор мне невольно напомнил анекдот, недавно услышанный от моей соседки. — и видя заинтересованность в глазах моего визави продолжаю: — Она работает в Черноморском пароходстве и рассказывала, как к ним приходил устраиваться один молодой человек:

— Я смотрю, Вы принимаете на работу только наших?

— В каком смысле «наших»?

— В самом прямом. Я читал объявление в газете что Вашему пароходству срочно требуются на работу Штурман, Боцман и Лоцман. Это так?

— Да, это так. Простите, а Вы кто?

— Как это кто? Я — Кацман!

Дружное мужское ржание показывает мне что анекдот хоть немного не в тему, но успех имеет. «Портной» забирает со стола какие-то бумаги и посмеиваясь выходит из кабинета. Ну что ж, начало положено. Я подхожу к столу и выкладываю перед Довгалевским оба конверта. Валериан Савельевич открывает очечник вынимает очки водружает их на нос и берёт в руки первый конверт с направлением на стажировку в Парижскую Консерваторию. Но, прежде чем он его открывает я произношу:

— Валериан Савельевич, меня просили передать Вам привет от Вашего старого знакомого по Киеву, Перцова Юрия Моисеевича. — Довгалевский на миг задумывается и видимо вспомнив о ком идёт речь, улыбается и кивает. — Как же, помню! Отчаянный был парень, ничего и никого не боялся. И как он сейчас поживает?

— Когда мы с ним в последний раз виделись, как раз накануне моего отъезда из Одессы, товарищ Перцов «поживал» хорошо. Нынче он занимает должность начальника Одесского оперативного сектора ГПУ, но по всей видимости в скором времени возглавит всё Одесское областное ГПУ.

— Понятно. А ты значит к нам прямо из Одессы? — полпред с минуту сосредоточенно меня разглядывает. — Твой приезд — это спецоперация ОГПУ?

Что-то такое я и ожидал от него услышать. Сам бы в первую очередь об этом подумал если бы мне передали такой «привет». Немного заминаюсь с ответом, есть искушение просто согласно кивнуть, и моя жизнь во Франции намного бы упростилась. Ещё бы, с такой-то поддержкой полпредства! Но не стоит «заигрываться». Слишком высоки ставки чтоб засыпаться на ерунде, которая мне в общем-то не так уж и нужна. Отрицательно мотаю головой:

— Нет. Это не спецоперация и я не агент ЧК, если Вы об этом. В том конверте, что Вы держите в руках моё официальное направление на стажировку в Парижскую Консерваторию. Направление выписано от Одесского Муздрамина сроком на два года. Так что во Франции я буду находится на вполне легальных основаниях. Во втором конверте предписание от Одесской Филармонии о моей командировке в распоряжение полпредства тоже на два года. По мнению Юрия Моисеевича так нам проще будет встречаться, если в этом появится необходимость.

Мою заминку полпред заметил, но вида не подал. Открыв конверты, он внимательно прочитал оба мои документа и вернул мне тот, что был с направлением на стажировку. Затем ещё раз прочитал предписание от Филармонии и задумался.

— И чем я могу тебе помочь? С этим я вообще не знаю, что делать. — Довгалевский кивнул на «гастрольный» конверт. — Мы раньше никогда концертами наших артистов не занимались.

— С этим как раз нет никаких трудностей. Назначьте кого-нибудь из сотрудников полпредства ответственным за «культурные мероприятия», и мы с ним через неделю согласуем график моих выступлений. В самом полпредстве могу выступать по праздничным датам или на протокольных мероприятиях. Лёгкая музыка во время праздничного застолья на официальных приёмах или во время фуршета не только способствует пищеварению, но вызывает доверие у собеседников и облегчает общение. А по поводу гастролей я что-нибудь придумаю. Надо только подобрать хороший зал для концертных выступлений. Думаю, что за месяц-два я с этим определюсь.

Довгалевский внимательно слушает, с некоторым изумлением смотрит на меня, немного колеблется и всё-таки спрашивает:

— Михаил, а тебе сколько лет? По виду так больше шестнадцати-семнадцати и не дашь, но рассуждаешь ты здраво и планы у тебя амбициозные. Ты действительно такой хороший пианист и организатор что готов взяться за это дело? А мы не опростоволосимся если организуем такие концерты? В Париже очень много известных и просто хороших музыкантов и нам нельзя ударить лицом в грязь перед этой публикой. Ты представляешь, какой будет скандал если ты провалишься со своим выступлением? Это будет удар не только по тебе и твоей репутации, но и по репутации всего Советского Союза!

— Официально мне четырнадцать лет! — и видя расширившиеся в немом изумлении глаза полпреда нахально улыбаюсь и продолжаю: