Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера

Более того, возвращение авантюриста осенью 1718 г. в Санкт-Петербург становится фактом международных отношений в общеевропейском масштабе. Когда в начале 1719 г. из Вены решено было выслать российского резидента Аврама Веселовского, в качестве официальной причины министры императора назвали не только предшествующую высылку из России цесарского резидента Отто Плейера (в связи с делом царевича Алексея), но и сношения царя с Испанией. Веселовскому объявили, что Петр-де согласился принять от испанского короля субсидию (что действительно обсуждалось) и направить в Испанию своего представителя (действительно, прорабатывалась посылка туда находившегося во Франции двоюродного брата царя А.Л. Нарышкина). Кроме того, в Россию уже якобы прибыл испанский представитель по имени Сент-Илер! Как писал Веселовский, «открыто здешнему двору согласие меж Вашим величеством и Шпаниею, и что будто в Санкт Петербурке шпанской эмисар обретается, равным же образом и в Гишпании от страны Вашей один резидент или агент пребывает, и что будто субсидии от Гишпании назначены Вашему величеству в Галандии». После того как российскому резиденту были предъявлены официальные претензии, он получил и более подробную неофициальную информацию на этот счет: «был у меня один мой друг, которой мне объявил что шпанской эмисар в Петерсбурке называетца Сентилер, которой прежде сего был малое время в службе цесарской здесь, а потом в службу вступил Вашего величества, а наконец из России поехал в Гишпанию, а оттуда прислан в характере резидента ко двору Вашему». Упоминалась в этих разговорах и планируемая «диверсия в Шкоции» (т.е. в Шотландии) со стороны шведов, которая, по мнению имперцев, была условием соглашения с Испанией{183}.

Насколько все эти сообщения отражают поведение и самопрезентацию самого Сент-Илера, сказать трудно. Вполне возможно, что, расписывая его испанские связи, Лави просто пытался скомпрометировать конкурента в глазах французского правительства. Точно так же венские министры могли объявить Сент-Илера испанским представителем просто в качестве дополнительного повода предъявить претензии Петру: действительно ли они сами верили, что ему поручена важная дипломатическая миссия, мы не знаем. Однако у нас есть и другие свидетельства такого рода. В начале января 1719 г. лондонский кабинет предупреждал своего посланника в Копенгагене лорда Полварта о прибытии туда барона де Сент-Илера: якобы ему было поручено купить в Дании восемь военных кораблей для испанского короля. Корабли эти, однако, вместо того чтобы отправиться в Кадис, должны быть переправлены в Гетеборг и затем (после завоевания шведами датской Норвегии) использованы для вторжения в Англию. Источником этой информации был британский посол в Париже, который, конечно, хорошо знал Шлейница, и характерно, что в сообщении из Лондона в Копенгаген Сент-Илер характеризируется ни много ни мало как «представитель в России испанской клики (Spanish cabal) при французском дворе»{184}. Чуть позже британский посол в Париже сообщал в Лондон, что купленные Сент-Илером для испанского короля корабли должны были действовать совместно с шведским флотом и что в Амстердаме были заказаны для предстоящего десанта 20 тыс. мушкетов{185}. Все это, конечно, звучит довольно фантастически, но, как мы уже говорили, подобные планы, с участием Сент-Илера или без него, действительно прорабатывались в тот момент: реальность в очередной раз оказывается богаче самых причудливых фантазий авантюристов.

Впрочем, из этой же переписки мы в очередной раз видим, и как уплотняются информационные сети, как функционируют каналы сбора и передачи сведений, затрудняя деятельность авантюриста. Получив из Лондона поступившие из Парижа сведения, лорд Полварт обратился за справками о бароне в Санкт-Петербург, к находившемуся там британскому министру-резиденту Джеймсу Джеффрейсу{186}. Ответ последнего был самым нелестным для барона: Сент-Илер был отрекомендован как человек «с головой полной червей и прожектов (head filled with maggots and projects)», который не добился в России ничего, кроме посмеяния, и решил вернуться во Францию. К настоящему моменту, впрочем, он, по сведениям Джеффрейса, уже некоторое время как обретался в Кенигсберге{187}. В практическом смысле, однако, все это не имело уже ровно никакого значения, так как еще в декабре 1718 г. Карл XII погиб на поле боя, что положило конец всяким надеждам на заключение антибританского альянса.

На Балтике