Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера

Кроме того, в арсенале Куракина есть и такой инструмент, как посылка специальных агентов. Весной 1721 г., когда на Балтику в очередной раз снаряжается эскадра Норриса, Куракин сообщает, что, помимо сбора информации через своих обычных корреспондентов, он «отправил в Англию одного англичанина, якобита названного Шмит, и велел ему быть на карауле той эскадры», т.е. отслеживать, когда она выйдет в море, «а другова человека для такой же посылки приискиваю»{234}. Самое подробное описание приемов такой агентурной работы Куракин дает как раз в июне 1720 г., в самый разгар Сент-Илеровых приключений в Швеции в связи с делом еще одного агента, некоего барона Войновича: «что ж касаетца до коррешпондентов, чрез которых шла коррешпонденция в Швецию к посланным от меня и от них ко мне, и оные есть те первой в Гамбурге Гиз, под которого адресом все письма посылались, второй Гофман в Кенигсберге <...> отправлены от меня в ноябре и в декабре осенью две персоны в Швецию, один француз из морских офицеров Виллес, другой голландец порутчик морского флота Петер Дезоу. И с того числа как поехали, ни одного письма от них не имелось, и не знаю где они обретаются, или что над ними учинилось, и опасаюся, что ежели двор швецкой тех помянутых коррешпондентов, под чьими конвертами посылались письма, сведал, то все письма переяты и оные персоны посланные будут арестованы»{235}.

Иными словами, мы видим, что в Швецию засланы два секретных агента из числа безработных иностранных офицеров, для переписки с которыми используются два корреспондента-посредника, в Гамбурге и Кенигсберге, тоже иностранцы. Агенты должны сообщать новости не напрямую Куракину а этим резидентам, которые будут передавать их послу и наоборот. Такая переписка через адреса посредников, или даже пересылка посланий от их имени («под конвертом» или «под адресом»), была обычным делом; в качестве посредников могли использоваться, например, купцы, которые вели с российским правительством торговые или финансовые дела и поддерживали обширную международную переписку; получение и отправление ими самых разных сообщений, в том числе и с новостями, не вызвало бы подозрений. Подобные предосторожности, разумеется, были нелишними. Так, Куракин замечает, что направляемые на его адрес письма стали приходить распечатанными: «Того для не признаю инаково, что сие чинится в землях ганноверских, того ради доношу чтоб письма посыланы были осторожнее»{236}.

Наконец, не чужды были русские дипломаты этого времени, в том числе и Куракин, и откровенно силовых спецопераций. Одной из самых ярких — и наиболее хорошо изученных — из них были неудачные попытки поймать отказавшегося возвращаться на родину резидента в Вене Авраама Веселовского, а затем и столь же неудачные попытки вывезти в Россию его брата Федора, представлявшего Российскую империю в Лондоне. История этой операции подробно описана Д.О. Серовым; если в Германии для поимки Авраама была создана специальная боевая группа из наемников — отставных немецких офицеров{237}, то в Англии на поимку Федора, скрывшегося от приехавшего ему на смену резидентом М.П. Бестужева, предполагалось разослать российских «учеников [в Англии] обретающихся, которые искусны языку аглинскому, по всем причинным местам»{238}. Как именно представляли себе русские дипломаты арест Веселовского на территории Англии в юридическом отношении, неясно: по сути, речь шла о похищении. Как кажется, Бестужев должен был арестовать его своей властью, «именем своего характеру по ордину Его царского величества», а местным властям объявить, что Федор задержан по претензии в казенных деньгах на сумму в 16 тыс. ефимков. Примечательно, что особое внимание уделялось долгам Веселовского: Бестужев должен был сразу же официально взять их на себя, чтобы кредиторы арестованного резидента не помешали через суд его вывозу на родину{239}. Из этого же эпизода, кстати, видны и некоторые методы обращения с дипломатическими шифрами. После бегства Веселовского Куракину были велено их сменить, если шифрами, использовавшимися для переписки с Веселовским, он пользовался и в общении с какими-то другими дипломатами или с Коллегией иностранных дел. Но, как поясняет посол, для переписки с каждым из коллег у него были особые шифры, а «коллежский» шифр знали только двое находящихся при нем подьячих — причем шифровальные таблицы он хранил у себя, а им выдавал только на время, для зашифровки или расшифровки корреспонденции{240}.