Французский дневник

Лишь вернувшись в Москву, я понял, что отныне у меня есть только один шанс, как у героя известной сказки — пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что, — иначе говоря, облечь словом, поступком, легендой этот огромный кусок торфа, лежащий на отмели в Баренцевом море, броситься в него, нырнуть за горизонт, вернуться преображенным и вынести оттуда свое сокровище — книгу. Или — до конца своих дней писать никому не нужные оправдания в книге несбывшегося. И тогда я взял с собою сына моего лучшего друга — “шестнадцатилетнего капитана” Петю Глазова — и распахнул в будущей книге новое измерение — “Книгу похода”.

Всего таких “книг” получилось в результате пять. У меня не было контракта ни с одним издательством. Чтобы писать, я высадил семью на голодный паек, и так мы провели зиму. Жена ничего не говорила мне. Она понимала, что это — моя битва с жизнью. И не дай Бог мне ее проиграть. Но второй голодной зимовки мы бы не выдержали. Бог милостив: меня пригласили работать в журнал “Столица”. Когда я впервые получил там зарплату, мне стало плохо — такой огромной она мне показалась. Я попил валокордин и поклялся, что проработаю здесь год. И я сдержал слово. И лишь потом осторожно потратил часть денег. Я купил время. Роскошная покупка! Двенадцать месяцев совершенно свободной, раскрепощенной работы над текстом, с которым я творил что хотел, не боясь ответвиться от основного повествования, чтобы добавить к своему немного шаманских историй, сведений по геологии и орнитологии, а впечатления путешествия переслоить размышлениями и любовными гимнами. Никогда, клянусь — ни до, ни после — я не был так близок к сути творчества, к настоящей свободе!

Потом еще год я искал издателя, но, так и не сыскав, достал остатки “столичных” денег и издал книгу в “Вагриусе” за свой счет. Полторы тысячи экземпляров. Оформление я доверил делать своему другу Андрею Балдину. Картинки нарисовал сам. Тогда я думал только о том, чтобы издать ее. Если бы книга умерла во мне — как ребенок в утробе матери, — я не знаю, что бы стало со мной. Наверно, я не смог бы больше писать. Поэтому она должна была родиться, пуститься в собственное путешествие, в свою, уже не зависящую от меня жизнь.

И поначалу показалось, что жизнь ее началась очень успешно. Министерство печати и информации признало “Остров…” лучшей книгой 2002 года. Об этом до сих пор свидетельствуют деревянный диплом и каменные часы, которые я получил на церемонии награждения книги. Тяжелый, помпезный письменный прибор я прямо на выходе из зала торжеств со злобой выкинул в сугроб. Но этим все и кончилось. Издательство распродало тираж и не стало его допечатывать, — издательская лень и невероятная жадность.

В конце концов текст “Острова…” был сканирован и вывешен сразу на нескольких сайтах в Интернете. Я не возражал против такого пиратства. Книга должна существовать. В любом виде. И если Интернет — это современный самиздат, тем лучше — пусть существует в самиздате. Я принял правила игры в подполье.

В этот момент появилась Элен.

Элен

Впрочем, если быть точным, она появилась чуть раньше. Это обстоятельство имеет значение, потому что здесь в ток моей жизни вмешалась судьба. Элен появилась в день презентации “Острова…”, которую я устраивал для друзей в крошечной художественной галерее. Пришла под самый конец, медленно поднялась по переулку — такая усталая добрая птица, укутанная какими-то темными платками-перьями, — пригубила вино, посмотрела выставку фотографий Острова и попросила экземпляр книги. Я к тому времени раздарил все, что были, и Андрей Балдин, который оформлял “Остров…”, отдал ей свой. Как она попала в этот час в это место земной поверхности? И что было бы, если бы Андрей не отдал ей книгу? Подумай, читатель, ибо сейчас, в этот момент повествования, начинаются настоящие чудеса и невероятные совпадения, которые может подстроить только судьба — ибо человек над ними не властен. А может быть, это проявляется в каких-то фантастических формах та самая собственная жизнь книги, о которой я говорил, но о которой я как автор не имею ни малейшего понятия. Ведь творение — если это действительно творение, а не какой-нибудь наскоро сработанный бестселлер-однодневка — оно часто и совершеннее, и по-человечески лучше своего творца. Ибо тот, подверженный перипетиям земного бытия, законам времени и старения — он может соскользнуть в уныние, в пьянство, он в такие глубины ничтожества может соскользнуть, что и в голову никому не придет, что он-то и есть отец вот этого небесного дитяти.

Но, слава богу, пока что я еще никуда не соскользнул, пока что я просто оформляю сбивчивыми, чувственными речами и шампанским рождение вышеупомянутого “Острова…”, не подозревая, что чудо уже готово совершиться, что оно уже совершается, когда эта женщина, я имею в виду Элен, с Земляного Вала поворачивает за угол Казенного переулка и таким образом движется к неотвратимости встречи.