Французский дневник

Так в работе прошла неделя. Все языковые трудности были разобраны, Элен в очередной раз уехала, а мне осталось только ждать, когда издательство решит вбросить книгу на рынок — в мае, перед началом сезона отпусков, осенью, во время всеобщего книжного бума, или под Рождество, когда осенний вал книг отступает и публика готова к восприятию свежих новинок.

Книга поступила в продажу 10 января 2008 года. Сначала ничего не происходило. Дней через десять с оказией книга была доставлена в Москву. Незнакомый номер, высветившийся в мобильнике, незнакомый женский голос. Имя Элен — как пароль. И главное — слова: “Я привезла”.

— Когда мы увидимся — сегодня, завтра?

— Я так устала от этой поездки, что лучше в конце недели…

— Оленька, я вас умоляю — завтра. Я ждал эту книгу шесть лет... Я подъеду куда угодно и когда угодно…

Метро “Тургеневская”. Полиэтиленовый пакет. Я достаю, не веря своим глазам: толстенная, как настоящая французская книга. Желтая. Вот она — вылупившаяся бабочка с желтыми крыльями… А узор… Он весь внутри. Собственно текст, который ни при каких условиях не мог быть написан мной. И который, по сути, уже принадлежит не мне. Во всяком случае, не мне одному.

Перед сном я раскрываю желтую книгу и шепотом прочитываю вслух: “…Par-dessus la mer grise, un ciel glace, eblouissant, jaune…”. Это, значит, так звучит по-французски фраза: “Над серым морем ослепительно желтое и холодное небо…”. Какие странные превращения… Какая восхитительная музыка! Другая музыка. Вся моя партитура переписана с отчаянной смелостью и великолепным мастерством. Кое-где мне удается уловить созвучия: ускорения и замедления ритма, резкие виражи, рубленые фразы. И все-таки каждое слово моего текста звучит по-другому. Теперь-то уж точно — книга отделилась от меня и пустилась в самостоятельное плавание…

Но, по иронии судьбы, именно тут вокруг меня начались события, которые прежде никогда не происходили. Появились рецензии — там, во Франции. Сначала в Интернете, потом в газетах. Книгу хвалили. О ней спорили. Неловко приводить здесь опубликованные мнения, но они не были единичными, напротив, они множились, расширялись, как круги на воде, захватывая теперь уже не только критиков-профессионалов, но и читателей, мнение которых, благодаря сети, тоже легко становилось известным: “…Это по-настоящему пьяная книга, — прочувствованно писал один из них. — Пьяная в той же мере, как “пьяный стиль” дзю-до. Это позволяет автору достичь невероятной свободы. Никогда не читал ничего подобного…”. Ночью, накручивая круги по пустым улицам Переделкина, я чувствовал себя больным. Я не привык к такому сгущению внимания на собственной персоне. Я жил здесь тихо, в маленьком домике, между двух заснеженных елей…

В феврале пришло приглашение в Сен-Мало на фестиваль книг о путешествиях. Затем последовало еще одно приглашение — из Тулузы. Затем третье — в Коньяк. Все это обрушилось на меня, как снег с верхушки дерева, и не на шутку напугало. В какой-то миг я решил никуда не ехать — и это меня успокоило. Я никогда не тусовался. Это мой жизненный принцип. Зачем его нарушать? Зачем занимать деньги, которых у меня нет? Я почти уговорил себя не трогаться с места, как вдруг одно событие разом изменило ход дел.

Было утро. Я ехал электричкой в Москву. Зазвонил мобильник. Я успел различить незнакомый номер и соединился. Говорили по-французски. С каким-то странным акцентом, но по-французски. Я сумел понять, что говорит друг Элен и что-то по поводу дома. Что он приехал ко мне домой, что ли.

— Вы приехали?! — горестно воскликнул я. — Но я не дома!

— Нет, дорогой, это ты скоро будешь жить у меня дома, когда приедешь в Тюлль!

— Спасибо…

— Это тебе спасибо за твою книгу! До скорого!

Как потом выяснилось, это звонил Пьер Ландри, совершенно, разумеется, “сумашечий” владелец книжного магазина в Тюлле, для которого моя книга стала почему-то — пусть читатель только простит меня и поверит, что это не бахвальство — самым значительным произведением современной русской литературы. Как-то так легла на душу.

Тогда, в электричке, я ничего этого не знал. Но я решился. Дело было не в том, что где-то во Франции без меня проходила моя литературная жизнь. Меня ждали люди. Не знаю почему. Наверно, так бывает, просто я этого еще не испытывал на себе. Не переживал успеха. В этом смысле вся моя прошедшая писательская жизнь была недоразвитой. Надо было решительно покончить с этим малодушием, выбираться из подполья и смело пробовать новую роль. В конце концов успех — как показал этот звонок — он принадлежит не мне одному. И правильно будет раздать его, раздарить, разделить со всеми, кто пережил вместе со мною радость рождения желтой бабочки. Между прочим и с Ольгой, моей женой, которая переживала что угодно — взлеты и черные пропасти моего настроения, острую нервозность моего рабочего состояния и болезнь невыписанности, вечную чересполосицу нашего быта, в котором самой захватывающей игрой была викторина “отдача долгов”. Пора было предложить ей что-нибудь поинтереснее. Другого шанса не будет.

И девятого мая мы улетели во Францию.