Французский дневник

Позже я увидел, как работает Пьер. Постоянного посетителя он горячо приветствует, усаживает за стол, угощает чашкой кофе и рассказывает о наиболее удачных, на его взгляд, новинках, которые он приобрел (а поглощает он немыслимое количество действительно первосортной литературы), и предлагает свободно пройтись и порыться в книгах. А напоследок говорит: “Но я все-таки советую приобрести тебе то-то и то-то”. И друг-читатель — он начинает вертеть в руках присоветованную книгу и в конце концов покупает. А если Пьер видит человека, который давно к нему не заглядывал, он раскрывает ему объятья, как лучшему другу, и говорит:

— Ты видел мой новый магазин?

— Еще нет.

— Ну, у тебя будет время посмотреть… Что желаешь: коньяк, вино, кофе?

На столике в центре магазина появляется рюмка коньяка, бокал вина или чашка кофе.

— Ну, расскажи, как дела, сто лет тебя не видел, — говорит Пьер.

И посетитель, может быть, случайный, сдается такому напору радушия и начинает рассказывать что-то про нелады с женой, про виды на урожай, про детей, про работу — ну, про что там еще рассказывают…

И вдруг Пьер говорит:

— Слушай, а я знаю, какая книга тебе сейчас нужна.

И дает ему. Ту самую. Нужную. Единственную.

И человек уходит осчастливленный.

Мы немного устали с дороги, и поэтому, выпив кофе, спросили, где можно было бы сейчас пообедать?

На лице Поля изобразилась боль досады.

— Господи! — сказал он. — Тюлль не Париж — сейчас невозможно. Слишком поздно для обеда. Единственное что — вот там, на углу, продают сэндвичи и салаты. Пойдите, купите, и идите пока домой, расположитесь…

Он дал ключ, объяснил, как идти, и в придачу к ключу еще сунул мне в руку двадцать евро.

— Нет-нет-нет, — запротестовал было я.

— Послушай, дорогой, я хотел бы тебя accueillir, поэтому эти деньги — они не имеют никакого значения…

1 Почему-то в этом французском глаголе — “принять” — мне слышится отзвук слова “coeur” — “сердце”; словно все вместе означает “вместить тебя в свое сердце”. — В. Г.

И каким-то добрым напутствием буквально выдохнул нас из магазина.

Мы с Элен условились, что она пойдет, отыщет своих горных философов и обоснуется пока у них, а мы воспользуемся гостеприимством Пьера и его жены. Поэтому, попрощавшись, мы действительно купили сэндвичи и отправились по указанному адресу. Улица была крута, узка и живописна: стены домов казались нарочно украшенными средневековым фахверком — толстыми брусьями дерева, связанными в сложную несущую конструкцию. Цвет стен Тюлля — серый. Голубые ворота. Голубые или розовые рамы окон. Почти все двери на нашей улице были огромны, так что казалось проще достучаться кольцом-колотушкой (которое представляла собой дверная ручка) до обитателей этих домов, чем обычным ключом открыть такую… Впрочем, подалась она легко. Мы поднялись наверх, интуитивно ища глазами двери множества квартир, но дверь была только одна: дом прежде принадлежал аристократии и строился из расчета одна квартира на этаж. Ко всему прочему, дверь была приоткрыта. Этого обстоятельства в предписании Пьера не было, и мы замешкались было у этой двери, как вдруг она открылась. Миловидная, крепкая женщина в очках стояла внутри.

— Здравствуйте, — сказала она по-русски.