Французский дневник

— Да, была не порок. А теперь — порок. Если ты безработный — это порок. Теперь, если тебе на бирже труда дважды предлагают работу — любую, даже ту, которая тебя не устраивает, а ты отказываешься, — на третий раз тебя лишают пособия, лишают прав. Всё, ты не хочешь работать, ты изгой.

— Я узнаю подобные настроения. Еще: “уничтожим всех уродов” — больных, сумасшедших, алкоголиков, просто странных людей…

— Да! Теперь ребенку дошкольного возраста, если он не в меру шустрый, могут поставить диагноз, что он опасен, потому что в будущем будет склонен к асоциальному и криминальному поведению…

— Но ведь это фашизм.

— Все это дико, и на моей памяти такое происходит впервые. Потому что я из поколения, которое пережило войну и которое точно знало, что дальше — будет лучше. А теперь в обществе нет этого оптимизма. Я не думала никогда, что увижу Рим с мэром-фашистом.

— А у них сейчас мэр-фашист?

— Фашист абсолютный. Ну, фашист-модерн. А главное — никто не знает, как с этим бороться. Все внутренние баррикады — они больше не держатся. Все понятия размыты. Я почему-то вспомнила сейчас про этих душевнобольных… Понимаете, была проблема психиатрии очень серьезная, потому что закрытые дома для умалишенных, где с ними делают что хотят, это было наследие девятнадцатого века, и в свое время в левом движении было очень сильное течение против такой психиатрии. А потом просто правительство решило, что содержать сумасшедших в закрытых домах — это очень дорого. И неэффективно. К тому же сумасшедший, как безработный, — это порок. Если ты сумасшедший — ты виноват. И вот таких специальных клиник больше не будет. А люди, которые имеют психические проблемы, должны являться под наблюдение врачей днем, а вечером уходить домой. Как будто это более гуманно — но это только означает, что им вкатили очень солидную дозу тяжелых препаратов. И конечно, когда человек психически слабый выходит в семь часов вечера в Париж или спускается в метро — он выдерживает один раз, выдерживает другой раз, а на третий — натурально сходит с ума. С судорогами, может быть, с агрессивными какими-то проявлениями… Его арестовывают и сажают в тюрьму. Вместе с преступниками. И то, что там происходит, — это по-настоящему дикие вещи. Переполнены тюрьмы. И студенты, которые теперь выступают, они чувствуют, как общество леденеет, как оно пытается всех подогнать под единый стандарт — успех, зарабатывание денег, и они сопротивляются, потому что они еще молодые, еще живые… Они сопротивляются… Инстинктивно, что ли. Гуманитарные науки почти не имеют уже никакого значения. Языки больше не учат… И право создать себе интересную, умную жизнь — больше не имеет никакой ценности. Важно только получить минимум необходимых знаний и хорошо работать на свою корпорацию. Все другое — ничего не стоит. И когда вам шестнадцать лет, вы это чуете, как звери. Когда они перестанут чуять, все погибнет. Деньги — очень опасная штука. Рынок ведь умеет создать желание иметь все больше и больше... Теперь уже на телевидении созданы программы для совсем маленьких детей, которым шесть месяцев… Чтобы они с раннего детства сосали эту бесконечную телесоску и росли “нормальными”…

— Знакомо все это. Только у нас все делают грубее.

— Почему я говорю про студентов, потому что они умнее, чем докеры или железнодорожники, они видят проблему в общем. Теперь опять нужно быть философом, нужно читать книжки, нужно делать маленькие кружки, и быстро, а то, когда ты пойдешь работать, времени не будет, ты поглупеешь, потому что государство — оно-то уж постарается сделать из тебя марионетку. И они это очень хорошо ощущают. Не все, конечно. И все-таки опять пошли параллельно свободные университеты. Они не хотят иметь курсы, где учат только профессиональным навыкам. Они хотят широких знаний. Это движение существует. Куда зайдет — не знаю. Десять лет назад те же студенты очень боялись не найти работу. А теперь создают опять свободные университеты, делают семинары с людьми, которых хотят слушать, творческие работы делают… Не все еще потеряно.

— Сопротивление не бесполезно?

— Сопротивление никогда не бесполезно.

— Я поражен, насколько все схоже с тем, что происходит у нас. Раньше у нас говорили: “Чудаки украшают мир”… А сейчас, если ты не такой, если ты не “наш”, — ты будешь на самой последней ступеньке социальной лестницы, и сам же будешь в этом виноват… Мы просто живем в эпоху постгуманизма, Элен. Гуманитарные ценности рухнули. Не демократия победила, как казалось еще в девяносто первом. Победил голый прагматизм. Когда ничего, кроме денег, не идет в расчет. И пошла выбраковка по имущественному признаку. Бедный — сам виноват. Вы сами виноваты, если не живете в Москве и не преуспеваете… К власти пришло поколение жестких молодых политиков фээсбэшной выделки — в белых рубашках и модных галстучках. Телешоумэнов. Королей нефтегаза. Они все очень похожи сейчас — ваши, наши…