Французский орден особиста

– У тебя прям наполеоновские планы.

– Нет, они скромнее. Я не собираюсь покорять сердца москвичек.

Рябов улыбнулся и предложил:

– Едем ко мне на родину, Анри. У нас там девушки не хуже.

– А это где?

– На Южном Урале, под Оренбургом.

– У-у-у… – Анри зябко повел плечами: – Я боюсь русских морозов.

– Тогда остаются Ленинград и Киев, – заключил Рябов.

Было далеко за полночь, когда друзья расстались с надеждой, что через год встретятся снова, на этот раз в СССР.

В Энен-Льетар Рябов возвращался в приподнятом настроении. Август 1945 года стал для него поистине счастливым месяцем. Вслед за наградой его ждало еще одно важное событие: наконец-то сбывалась самая большая и сокровенная мечта, связанная с возвращением на родину. В советской миссии предстояла ротация сотрудников, и вышестоящее начальство – подполковник Дмитрий Алексеев и генерал Драгун – не стали настаивать, чтобы Рябов еще задержался. Драгун распорядился передать дела сменщику и приступить к формированию группы репатриантов для отправки в СССР – работа не заканчивалась. На родину предстояло следовать не морем, из Марселя в Одессу, а по железной дороге, через восточную часть Германии и Польшу, по территории западных оккупационных зон.

Вот как Рябов описывает это в своем дневнике:

«28 августа.

Сразу после награждения меня пригласил к себе один из представителей штаба по репатриации советских граждан из стран Западной Европы подполковник Алексеев. Еще раз поздравил меня с наградой. „Завтра ваши товарищи уезжают на Родину, – сказал он. – И не морем, как предполагалось, а по железной дороге. А лично вас мы хотим задержать во Франции еще. Дел у представительства хоть отбавляй. А людей не хватает“. Но, видя, как потускнели мои глаза, переспросил: „Так, говоришь, четыре года ничего не знаешь о семье? Это я понимаю. – Вздохнув, он добавил: – Ну что же, тогда собирайся“.

Радость и волнения дня – все это перемешалось и так подействовало на меня, что, выскочив из кабинета Алексеева, я плохо соображал, что делаю. Не помню, как добрался до гостиницы. Схватил чемодан и, не подумав о том, что дневной поезд уже ушел, товарищи, приезжавшие вместе со мной за наградами, уехали, кинулся на вокзал…

Оказалось, что до вечернего поезда еще оставалось больше трех часов. Все это время я ходил по перрону, пока наконец не подали состав, который я ждал…»

Эшелон с репатриантами был готов к отправлению. На вокзале состоялся митинг. Духовой оркестр сыграл гимн СССР, потом Франции, на трибуну стали подниматься ораторы. Звучала русская и французская речь, но участники митинга и без перевода понимали, о чем идет речь: о победе над фашизмом, о дружбе между народами и о встрече с далекой родиной. Закончил выступление последний оратор, и Алексеев дал долгожданную команду: «По вагонам!»

Глава 11 Возмездие

Двадцать девятого января 1943 года в развалинах школы на окраине Сталинграда полковая разведывательно-поисковая группа натолкнулась на некое человекоподобное существо, одетое в рваную германскую военную форму и закутанное в платок. Ноги существа скользили по обледенелым обломкам кирпича и бетона, когда бойцы разведгруппы за шиворот выволокли его на свет божий. Серые водянистые глаза с животным страхом смотрели на красноармейцев. По нашивкам военного мундира разведчики догадались, что перед ними находится полковник вермахта. Это был командир полностью разгромленного 134-го пехотного полка Артур Бойе. Несостоявшийся «немецкий мастер», как он именовал себя ранее, имел крайне жалкий вид.

После тщательного обыска перепуганного оберста вместе с обнаруженным в подвале кожаным чемоданом отправили в отдел военной контрразведки.