Французский орден особиста

Фраза потонула в звуке хлесткого выстрела. Сизов не промахнулся – наповал уложил стрелка во втором мотоцикле. В следующее мгновение Рябов подножкой сбил ефрейтора на землю и ринулся к мотоциклу. Но этого мгновения хватило немцам, чтобы прийти в себя – нож Рябова ударил в пустоту. Водитель оказался тренированным, он увернулся от второго удара, отработанным приемом обезоружил Рябова и пальцами-клещами вцепился в его горло. Рядом по земле катались Стецко и ефрейтор. Рябов отчаянно сопротивлялся, но силы оказались неравны, так как на помощь водителю пришел стрелок. Сзади раздалась спасительная очередь из трофейного автомата. Последнее, что осталось в меркнущем сознании Рябова, – рев автомобильных моторов и громкие пулеметные очереди, грохотавшие над головой.

Дальше все провалилось в бездонную пустоту…

Глава 5 Дорога в ад

Сознание медленно возвращалось. Рябов пошевелился, и тело отзывалось тупой, ноющей болью. Горло будто драло изнутри наждаком, перед глазами плясали черные точки. Попытка продышаться вызвала приступ кашля. Кое-как Рябов справился с собой – легкие постепенно наполнились воздухом, боль, хотя и давала о себе знать, была вполне терпимой. Перед глазами, как в тумане, проступили почерневшие от времени деревянные перекрытия и крохотное оконце в стене. Через прорехи в крыше сочился тусклый дневной свет, казавшийся неживым.

«Где я?.. Как я здесь оказался?.. – пытался сообразить лейтенант и в следующее мгновение похолодел. – Меня взяли в плен…»

Он вспомнил засаду на дороге. Они с Орестом идут к мотоциклу, потом перекошенная физиономия ефрейтора, пальцы-клещи сошлись на горле, шум подъезжающих машин, пулеметные очереди и… провал.

Судорога сотрясла Рябова, из груди вырвался стон. Для него – коммуниста, контрразведчика, вылавливающего шпионов и дезертиров, – плен был позором, страшнее самой смерти.

– Лучше бы меня убили… – сорвалось с губ.

– Товарищ лейтенант, як вы? – прошелестело над ухом.

Над ним нависло неправдоподобно большое, двоящееся лицо. Рябов проморгался, напряг зрение и с трудом узнал Стецко – вместо глаз у него были щели, заплывшие синяками.

Сплюнув сгусток крови, Рябов выдавил:

– Где мы, Орест?

– У нимцев…

Ответ младшего сержанта похоронил призрачную надежду на чудо, и Рябовым овладело отчаяние.

«Броситься на гадов, покончить со всем разом… Хоть одного забрать с собой на тот свет и больше не мучиться», – подумал он.

– Товарищ лейтенант! Иван Василич… Ось, возьмите, будет трохи полегше, – сквозь грохот невидимых молоточков донесся голос Стецко.

– А… Что? – встрепенулся Рябов.

– Цэ смородына. Положьте в рот та жуйте, нэ так пить хочется. – Стецко протянул ему увядшую ветку смородины.

Лучше бы он не говорил о воде… Спазмы снова стиснули горло. Прокашлявшись, он все же последовал совету Стецко. Кисловатый вкус чуть-чуть смягчил сухость во рту, и Рябов, подавшись к сержанту, спросил:

– Что с ребятами, Орест?

– Нэ знаю, товарищ лейтенант. Нимцы взяли только нас двоих, привезли на хутор и кинули в сарай. Та мы тут не первые.

Рябов осмотрелся и увидел лежавших на полу красноармейцев, человек десять.

– Ё-мое… И сколько мы с тобой тут торчим?

– Второй день пошел.

– Охрана большая?

– Та вы шо, тикать собралысь?! – испуганно воскликнул Стецко.

– Не ждать же, когда нас расстреляют. Так что там с охраной? – торопил Рябов.

– У сарая один, а сколько всего – не знаю. Много…

– Лес далеко?

– Ни…

– А с какой стороны?

– Щас соображу…

Но сообразить он не успел – с улицы послышались тяжелые шаги.

«За нами. Вот и все…» – подумал Рябов, и сердце, бухнув, провалилось куда-то вниз.

Громыхнул засов, дверь распахнулась, и на пороге возник фельдфебель, за спиной которого маячили двое рядовых. Фельдфебель пробежался взглядом по пленным, затем, ткнув в Рябова палкой, на отменном русском приказал:

– Встать!

Рябов с трудом поднялся и оперся о стенку – ноги отказывались держать.

– Выходи. И пошевеливайся давай! – прикрикнул фельдфебель.

Сопротивляться было бесполезно. Рябов вышел из сарая. Яркий дневной свет резанул по глазам. Он остановился и жадно вдохнул воздух, пахнувший яблоками и хлебом.

«Бежать! – подумал Иван. – Бежать! А там будь что будет!»

Он бросил взгляд по сторонам.

Справа за невысокой изгородью мычали коровы, мелькнул женский платок. Под навесом в дальнем конце двора пожилой мужчина рубанком строгал доску на верстаке. За загородкой, сплетенной из ивняка, кудахтал выводок кур. Петух гонял нахальных воробьев, в стороне лениво потягивалась кошка.

«Все это останется, а меня уже не будет… Ну нет… Нет!» – все в Рябове восставало против надвигающейся смерти.

За спиной клацнул затвор, слышно было, как урчат двигателями грузовики и фыркают мотоциклы.

«Куда бежать?.. Фрицев полно… Но не тут же они расстреляют меня? Поведут за околицу… А там можно попробовать…» – лихорадочно соображал Рябов.

– Что встал? За мной иди, – рявкнул фельдфебель и направился к хате.

«Значит, не расстрел…» – подумал Иван и перевел дух.