– Не все, но ты посмотри, сколько их на фрицев горбатится и нами помыкает, – прощупывал дальше Рябов.
– Скажешь, сволочей и тварей среди наших не хватает? Один «Фон» чего стоит! Русский же. Подлюга! Моя б воля, я б его… – Петриченко выругался.
– Доберешься ты до него, ага…
– Не я, так другие доберутся! А нам, Саня, пока не завалило в забое и не повесили фрицы, бежать надо! Бежать, пока не поздно! – твердил Петриченко.
– Андрей, давай поговорим без эмоций.
– О чем?
– О том, как бороться с фрицами, чтобы помочь нашим на фронте.
– Что?!
– Как бороться с фрицами, – повторил Рябов.
– Ты серьезно?
– Да.
Петриченко мгновенно остыл и поторопил:
– Давай выкладывай, чего придумал!
– Самое первое – не трепись об этом кому попало.
– Так цэ ж понятно, не пацан! Я, Санек, могила, не боись!
– Второе. Как ты понимаешь, вдвоем мы много не навоюем, надо подобрать ребят надежных.
– Это само собой.
– У тебя есть кто на примете?
– Найдем!
– Отлично! Кстати, Геращенко, ты как, хорошо его знаешь?
– Да. Надежный хлопец!
– А Орлов?
– На него тоже можно положиться. Горьковчанин, учился в пехотном училище, не успел закончить, направили на фронт. Воевал, правда, недолго.
– Уже трое. Для начала неплохо, – оживился Рябов, но предостерег: – Андрей, прежде чем выходить на серьезный разговор с ребятами, прощупай их, как они отнесутся к тому, чтобы бороться с фрицами здесь, в лагере. Одно дело – воевать на воле, и другое – тут, за колючкой.
– Не вопрос, и прощупаю, и поговорю! Уверен, они согласятся! – кивнул Петриченко и заметил: – В этом деле нам никак не обойтись без помощи маки.
– Маки? А кто это такие?
– Ребята из французской компартии. По-нашему – партизаны, подпольщики.
– А что, у тебя есть выходы на них? – обрадовался Рябов.
– Прямых нет. Но знаю одного француза, в конторе сидит, звать Антуан. По взглядам если не коммунист, то сочувствующий. Фрицев ненавидит.
– Ненавидит, а работает на них. Тебе это не кажется странным?
– Нет. Я так думаю, он делает это по заданию их Сопротивления.
– А вдруг доносчик «Фона»?
– Нет, что ты! И потом, Санек, если сидеть и ничего не делать, всего опасаться, то что это за борьба с фрицами?
– Ладно! Согласен! И все-таки будь, пожалуйста, крайне осторожен в общении с этим Антуаном, – предостерег Рябов.
– Я себе не враг, обижаешь.
– Тогда действуй! Недели тебе хватит?
– Вполне, – подтвердил Петриченко.
Определившись с планом действий на ближайшее время, они разошлись.
До конца месяца подпольная организация в лагере «Острикур» пополнилась еще пятью членами, костяк составляли бывшие командиры и бойцы Красной армии. Ни Рябов, ни Петриченко пока в полной мере не представляли, как они будут бороться с ненавистными фашистами. Но твердо знали, что монотонно выдавать на-гора уголь, перевыполняя установленные нормы выработки ради банки тушенки и пачки сигарет, точно не будут.
Их твердую решимость сломать отлаженную лагерную машину подкрепляли обнадеживающие вести, приходившие из-за колючей проволоки. Красная армия успешно наступала на всех фронтах. Ее успехи не в силах была заглушить оголтелая геббельсовская пропаганда. Драконовский режим, установленный лагерной администрацией и «Фоном», не мог оградить узников от листовок французского Сопротивления и выпусков газеты коммунистов
К концу августа 1943 года у них было четыре «тройки»: три в шахтерских бригадах и одна в железнодорожном депо. На создание последней Рябов и Петриченко потратили немало усилий и времени. Узники-«железнодорожники» жили в отдельной зоне и находились под особым контролем «Фона».
Единственным местом, где можно было установить с ними контакт, оставался стадион – раз в неделю, по воскресеньям, в послеобеденное время узникам разрешалось играть в футбол. Воспользовавшись этим, Рябов и Петриченко установили контакт с одним из железнодорожников – Сазоновым. В нем они не ошиблись, и за короткий срок Сазонов подобрал в группу еще троих. В лице «железнодорожников» Рябов не только приобрел надежных соратников, но и расширил поле для проведения акций саботажа. К тому же еще одна ветвь снижала угрозу провала всей организации.