Это слово заставило Генриха замереть с высоко поднятым мечом, и в эту секунду что-то выскочило из виселичного мусора, вырвавшись из самых глубин грязи, отбросов и обглоданных костей. Глаза сверкали на черном фоне. Миг – и клинок стилета взвился вверх, словно выпущенная из ада стрела. Блеск клинка был последним, что увидел Генрих фон Золинген прежде, чем стилет вонзился ему в левый глаз и его мозг взорвался белым пламенем. Обитатель мусорной кучи поднялся одновременно с падением немца, а потом наклонился над ним.
– Фуггер! – закричал Жан, и виселичный обитатель отпрянул от тела, продолжая сжимать в руке нож.
– Меня преследуют демоны!
Испуганный вопль архиепископа заставил Фуггера повернуться к лошадям. Увидел же он сидящего верхом демона, из жуткой пасти которого струилась кровь.
«Это кровь его последней жертвы, – решил Фуггер. – А я должен стать его следующим обедом».
– Ты меня не получишь! – крикнул он, поднимая кинжал.
Стрела арбалета впилась Фуггеру в ладонь, пригвоздив его единственную руку к деревянной опоре виселицы.
– О, Демон, мой милый! – вскрикнул Фуггер, падая на колени. Его рука вытянулась у него над головой, как наполовину завершенное распятие.
Сидя в седле, Чибо попытался снова натянуть тетиву арбалета. Но как только он оторвал руки от поводьев, норовистый конь закружил на месте, а ослабевшие пальцы архиепископа все время теряли тетиву, которая стала скользкой от его собственной крови.
– Ну же! – бормотал он. – Последний выстрел для палача!
Жан видел свою смерть в медленно ползущей к крючку тетиве. А потом, опустив глаза, заметил нечто иное. Луна наконец освободилась от последней гряды облаков, и ее лучи осветили меч, воткнутый в землю, и руку, лежащую поверх него. Жан вдруг понял, что видит все три элемента, которые лежали в основе его пути к этому перекрестку: рука королевы, меч, отрубивший ее, и свет полной луны. Это соединение сначала осуществилось в его мыслях, а потом и у него на глазах: он увидел, как пальцы зашевелились на эфесе, сжали рукоять. За кистью возникла рука, увлекшая его взгляд к обнаженным плечам. В глазах Анны Болейн Жан разглядел одновременно и вопрос, и ответ.
На ней была простая длинная рубашка, а голову обвивал венок из луговых цветов.
– Видишь? – Ее голос звучал мягко. – Я же обещала, что мы встретимся снова.
Жан протянул руку и обхватил ее кисть своей, почувствовав это странное и удивительное пожатие, которое наполнило его тело силами.
– Выслушай меня, Жан. Воспользуйся сейчас этой силой – и тебе уже больше никогда не придется прибегать к ней ради меня. Я помогу тебе. Подними свой меч.
Сначала меч не желал двигаться, несмотря на то что его тянули одиннадцать пальцев, а потом вдруг стремительно вылетел из земли. Десять пальцев переплелись на обернутой кожей рукояти, и в эту секунду он услышал, как щелкнула тетива арбалета, попавшая на крючок. А потом – скрип стрелы, ложащейся в желоб. Как раз в тот миг, когда он понял, что они должны сделать.
– Сейчас, моя королева?
– Сейчас, Жан Ромбо.
– Руку! – крикнул Чибо, направляя арбалет на человека, который стоял у виселицы, подняв перед собой короткий меч и прижав объект стремлений Чибо к рукояти.
– С удовольствием! – в один голос ответили Жан и Анна.
Французский палач напряг мышцы, которые внезапно обрели силу, в знакомом замахе, а потом разжал их. Меч полетел вдоль лунного луча. Стрела арбалета столкнулась с клинком, но не отклонила в сторону. Тяжелый клинок ударил Чибо в шею тем местом, где лезвие было заточено лучше всего, – участком передней кромки всего в две ладони шириной. Меч прошел сквозь тело, зарывшись концом в мягкую землю мгновением раньше, чем упала голова архиепископа. Голова два раза перевернулась, а потом остановилась лицом к небу. Широко открытые глаза словно высматривали падающую звезду.
А в следующее мгновение на нее упала кисть, и крошечный шестой палец замер у самых губ. Из них больше не лилась кровь. Но для Джанкарло Чибо, архиепископа Сиенского, целительное прикосновение пришло, конечно, слишком поздно.
Эпилог
ТОСКАНА, ОСЕНЬ 1546 ГОДА
Было уже поздно, когда он отправился на поиски, подгоняемый обещанием. Когда он шел по аллеям из виноградных лоз, все еще прогибающихся под тяжестью плодов, заходящее солнце заставило вспыхнуть лес и желтые, коричневые и ярко-оранжевые стволы стали ослепительно-золотыми. В вышине, на невероятно синем небе, маленькое облачко начало темнеть, словно синяк, становясь из фиолетового темно-серым.
Хромая, он вошел в лес, под полог медных буков. Металлические листья остриями копий нависли над ним. Там он остановился, обмахивая палкой верхушки высоких трав и обдумывая то, что она попросила его сделать. Она дала ему два задания. Он знал, что за его проходом по винограднику наблюдали и что они отошли за ближайшие деревья, чтобы устроить ему засаду. Наверное, немного дальше, там, где тропинка чуть расширяется, проходя через каштановую рощу. Там будет сколько угодно зарядов, а крутые склоны дадут преимущество в высоте. Если бы засаду устраивал он, то выбрал бы именно это место.