Французский палач

Охранники дали пленнику бутыль с крепким и неприятным на вкус бренди. Фуггер повернулся к ним боком, поднес горлышко бутылки к самому лицу и позволил бренди медленно стекать по большому пальцу на плечо. Он хрипел, ахал и хихикал, пока бутылка не опустела наполовину, а потом сделал вид, будто впал в ступор. Охранники поймали падающую бутылку и отошли, чтобы допить оставшееся.

Фуггер сунул руку за спину и вытащил из-под рубахи ворона. Агатовые глазки ярко блеснули в пламени факелов.

– Пора, о милый Демон, – прошептал он. – Ты должен лететь и привести подмогу.

«Но как, о, как?» – подумал он.

Если в своде этой темной пещеры есть вентиляционное отверстие, Демон в конце концов его разыщет. Если дыра окажется достаточно большой, ворон сможет выбраться наружу. Но что потом? Найдет ли он Бекка, который ждет у дворца? И что сможет предпринять паренек, даже если поймет, что во дворец есть еще один ход? Ход, который он искал столько лет, но так и не нашел?

Отчаяние грозило поглотить Фуггера – такого он не испытывал и в глубине виселичных отбросов. Там он по крайней мере был в безопасности, оставался сам себе хозяином, пусть бесконечно опустившимся, грязным и потерянным. Здесь же… Ну, у него не было сомнений в том, что вскоре он последует за своими предшественниками в их водяную могилу. И она может стать благословенным отдохновением после того, что для него готовят в этом стеклянном склепе.

Ему хотелось отпустить Демона, но расставание казалось невыносимым: Фуггер ведь будет знать, что больше никогда не увидит ворона. Однорукий держал птицу, прижимая теплое тело к своему боку под одеялом. Его единственная рука дергала за нитку, распуская вязаное одеяло ряд за рядом. Это напомнило ему мать: в тепле их кухни в Мюнстере она заставляла маленького сына сидеть спокойно, вытянув обе руки, пока она распускала шерсть и превращала ее в мотки для вязания. Он, бывало, притворялся, будто ему не нравится это делать, не нравится помогать по дому в то время, когда он мог бы выходить из дома с отцом, учась быть мужчиной, торговать и управлять имуществом. На самом же деле он обожал чувствовать, как мягкие нитки обвиваются вокруг его рук – двух его целых рук. Мать напевала какую-нибудь старинную песенку или колыбельную.

Вот и теперь перед ним лежала куча ниток. Он заглянул в блестящие глаза своего спутника, а потом поднес ворона к лицу и, неловко орудуя единственной рукой и зубами, сумел надежно закрепить конец шерстяной нитки на левой лапе ворона. А потом он с отчаянной поспешностью принялся распускать все новые и новые ряды одеяла. Вскоре больше половины ветхого одеяла лежало вокруг него в виде красных ниток.

Из стеклянной камеры прозвучал приказ: «Привести его». Генрих фон Золинген вышел в пещеру и направился к нему.

– Лети с моими молитвами, – прошептал Фуггер.

И как раз в тот момент, когда массивный немец наклонился над ним, Фуггер выпустил ворона.

Резко каркнув, Демон взлетел, заставив Генриха с проклятьем отшатнуться. «Мерзкие твари», – подумал он, отмахиваясь от птицы. Демон несколько раз низко пролетел над ним, прощально каркнул – и унесся к своду. У Генриха возникло странное впечатление, будто за птицей разворачивается красный след, похожий на струйку дыма. Однако телохранитель сознавал, что это – не что иное, как фантом, созданный его все еще разламывающейся от боли головой и жарким маревом пещеры. Он приказал охранникам поднять с пола безжизненный тюк, в который превратился Фуггер, прикидываясь напившимся до бесчувствия.

Когда его внесли в камеру калейдоскопа, Чибо на секунду оторвался от своих приготовлений и сказал:

– Что это был за шум?

– Птица, милорд. Они иногда протискиваются сюда через вентиляционное отверстие.

– Ну, чего же вы ждете? Кладите его на стол. Нет, не так, идиоты! Культей сюда. Ближе к тиглю.

Хотя запястье Фуггера давно потеряло чувствительность, он ощутил силу жара, исходящего от котла, наполовину погруженного в пол. Чуть приоткрыв глаза, он увидел лицо. Этого человека Фуггер никогда не встречал прежде. И в то же время он показался странно знакомым. Седые волосы выбивались из-под ермолки, падая на заострившееся, измученное лицо. Темные глаза тупо смотрели на него. Именно эти глаза, как представилось Фуггеру, он уже когда-то видел.

– Ну, Авраам, не начать ли нам? – заискивающе проговорил архиепископ. – И больше никаких сомнений, ладно? Конечно, несколько человек будут страдать, но эти несчастные и так едва живы. Зато множеству людей это принесет пользу. Философский камень совсем близко. Его тайна здесь, перед нами – в этой руке ведьмы и этом безруком человеке. Давай, ради вечной жизни.

Авраам что-то пробормотал и отвел взгляд.

– Ты увидишь, друг мой, ты увидишь! – Чибо махнул рукой охранникам. – Положите культю на тигель.

Руку Фуггера подняли и потянули к раскаленному тиглю. Он перестал притворяться спящим и начал пытаться отдернуть руку. Ему не удавалось это сделать: до тигля оставался дюйм, полпальца… Боль уже была нестерпимой.

– Нет! – завопил он.