Французский «рыцарский роман»

Je ne sai s’il le fist s’amie,

Car n’i fui pas, ne n’en vi mie,
Mais non de pucele perdi
La dame dales son ami.

(v. 4815—4S18)

В обольстительной атмосфере чудесного замка, рядом со своей пылкой и рассудительной подругой герой скоро начинает тосковать по вольной рыцарской жизни, по опасностям и приключениям. И он снова покидает Белорукую Деву, устремляется в Артуровы пределы, где как раз в это время устраивается пышный и многолюдный турнир. Этот турнир в Валендоие подробно описан. Здесь показывают чудеса храбрости и сноровки известнейшие рыцари Круглого Стола — и Ланселот Озерный, и Говен, и Тристан из Леонуа. Всеобщих похвал заслуживает и Гинглен. И все решают, что блистательным завершением этого яркого, радостного и «острого» праздника должна быть свадьба юного рыцаря и Чистейшей Блондинки, Блонд Эмере. Свадебные торжества также описаны достаточно поэтично, хотя поэт не упускает и некоторых мелких бытовых деталей.

Итак, герой предпочел земную любовь любви возвышенной и волшебной, предпочел валлийскую принцессу чудотворнице-фее. Спор о преимуществах того или иного типа любви как бы решается в пользу примитивного брака (не без династических и чисто материальных соображений), брака без сильного сердечного влечения, основанного на любви-симпатии, а не любви-страсти. Но за таким выбором героя стоит не простой материальный интерес. Для Гинглена выбрать валлийскую принцессу — это в известной мере выбрать свободу, свободу рыцарских странствий, поединков, турниров. Герой выбирает не феерический мир волшебного острова, где он будет пленником, а свой привычный путь по полному опасностей густому и мрачному лесу, где каждый поворот дороги сулит неожиданное приключение. Т. е. волшебной обыденности он предпочитает обыденную авантюрность.

Поэтому можно сказать, что в «Прекрасном Незнакомце» Рено де Божё возникает та же проблема, что и в романах Кретьена де Труа, проблема соотношения любви и «авантюры», и герой выбирает ту любовь, которая в наименьшей степени препятствует его тяге к приключениям. Но осмысленности приключения, большой этической насыщенности «авантюры» (что было так характерно для романов Кретьена) в книге Рено де Божё почти нет.

Можно ли говорить в связи с романом «Прекрасный Незнакомец» о некотором снижении, упрощении любовной темы? Действительно, герой романа мечется между двумя красавицами, то подпадает под волшебные чары одной, то пленяется спокойной красотой и богатством другой. Иногда полагают, что подобная неустойчивость героя, его метания между двумя любящими его женщинами — это как бы отзвук характера его отца, легкомысленного и увлекающегося Говена. Но дело, конечно, не в каких-то наследственных чертах характера. Чувства Гинглена обрисованы как глубокие и серьезные. Он, правда, поддается влиянию минутного впечатления, но не дает себя увлечь перспективой изнеженного безделия. Чары феи с Золотого Острова сродни любовному напитку Тристана и Изольды (недаром эта пара достаточно часто упоминается в тексте романа). Но Гинглен, в отличие от Тристана с Изольдой, сумел преодолеть колдовство. Сумел не только потому, что он несколько примитивнее, но н потому, что он более цельная и целеустремленная личность. Он более рыцарь, он рыцарь прежде всего.

Но образ Белорукой Девы получился в романе таким обаятельным и поэтичным, она так мила, умна, кротка, рассудительна, что герой, преодолев ее колдовские чары, не мог не плениться ею. И посреди своих бранных подвигов он продолжает мечтать о прекрасном Золотом Острове и его очаровательной хозяйке. Об этом сказано в романе мимоходом, но в заключительных строках книги Рено де Божё обещает рассказать, как-нибудь в другой раз, о том, как наш юный герой вернулся на волшебный Золотой Остров.

Эта концовка слегка иронична. Она как бы ставит под сомнение этическую проблематику романа и решение спора о превосходстве того или иного типа любви. Но в этой ироничности, в этом неожиданном возвращении к, казалось бы, уже решенному вопросу — одна из привлекательных сторон «Прекрасного Незнакомца» Рено де Божё.

Мы столь подробно рассмотрели этот роман потому, что он безусловно интересен и значителен сам по себе. Но он, кроме того, дает очень полное представление о путях развития куртуазного романа кретьеновского типа, т. е. авантюрного романа на артуровские сюжеты. Французский авантюрный рыцарский роман получил в конце XII и в первой половине XIII в. столь большое распространение, что начинал оказывать сильнейшее воздействие на иноязычные литературы, он был настолько всеми признан и почитаем, что в ряде книг появлялась несколько ироническая трактовка привычных сюжетов. Впрочем, элементы иронии находят уже у Кретьена де Труа.