Французский сезон Катеньки Арсаньевой

Ветер, разыгравшись не на шутку, оборвал с ближайшего дерева половину листвы и, словно забавляясь, швырнул ее мне в лицо, отдельные всполохи уже тут и там сверкали на низком небе, а где-то за горизонтом уже погромыхивал гром. Перекрикивая шум ветра, я попросила Петра Анатольевича остаться в экипаже. И не потому, что была суеверной, или же не хотела искушать судьбу — просто его присутствие могло сделать Всеволода Ивановича менее откровенным.

— Лучше я сама вам потом все расскажу, — махнула я ему рукой.

Петр выразил свое согласие кивком головы и с тревогой посмотрел на небо.

Первые тяжелые капли дождя застучали по уличной пыли, и я поспешила к входной двери.

Когда я позвонила в дверь, лавина воды обрушились на землю у меня за спиной и, если бы не красивый металлический навес над крыльцом — через секунду на мне не осталось бы ни одной сухой нитки. Оглянувшись, я не смогла разглядеть ни кареты, ни даже деревьев, под которыми ее оставила, хотя до них от дома было всего несколько десятков метров. Это было похоже на начало всемирного потопа.

— Сказано же, не велено никого пускать, — донесся до меня раздраженный мужской голос.

— Откройте, — перекрикивая шум дождя, крикнула я и забарабанила в двери, что было сил.

Через некоторое время невидимый привратник снизошел к моим молитвам и приоткрыв дверь, высунул свой нос из теплого полумрака прихожей.

— Екатерина Алексеевна, — произнес он изумленно. — А я-то думал, это опять…

Это был один из младших полицейских чинов, честно говоря, я его совершенно не помнила, но он на мое счастье признал во мне вдову своего бывшего начальника и, засуетившись, втащил в дом.

Выглянув за дверь, он только перекрестился и, преодолевая сопротивление разыгравшихся стихий, затворил за мной дверь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Поглядев на себя в зеркало, я не сразу поняла, что случилось с моими волосами — они стояли дыбом, как у ведьмы. Когда я попыталась их пригладить и привести в божеский вид, они затрещали от моего прикосновения, непослушные и перенасыщенные электричеством.

— Господи, на кого я похожа, — улыбнулась я своему спасителю, пытаясь вспомнить обстоятельства нашего знакомства.

— Вот уж не ожидал с вами свидеться, Екатерина Алексеевна, да еще в таком месте… Вы меня, должно быть, и не помните?

Пожав плечами, я покачала головой, подтверждая его слова.

— Вы с Александром Христофорычем ко мне в лазарет приходили. Когда меня подранили, вспомнили?

— Ну, конечно же, — искренне обрадовалась я, — то-то я вижу — знакомое лицо.

Теперь я вспомнила этого человека. Несколько лет назад он — совсем еще молоденький и необстрелянный — в одиночку пытался усмирить толпу перепившихся грузчиков в порту и получил бутылкой по голове. Александр отнесся к его поступку с большой симпатией и не отказал мне в просьбе познакомить с юным героем.

Тогда-то мы и навестили его в больнице. Он произвел на меня весьма приятное впечатление, и я несколько раз посылала ему корзинки с провизией.

С тех пор он возмужал и окреп, но по большому счету — совсем не изменился. А когда улыбнулся, — казалось, снова превратился в того мальчишку, каким оставался в моей памяти все эти годы.

— Да-да, — улыбнулась я своему воспоминанию, — как голова, не беспокоит?

— Как новая, — расплылся он уже в широчайшей улыбке, обнажившей широкие прокуренные зубы, — а вы к Всеволоду Ивановичу? Они должны были вернуться с минуты на минуту, да боюсь дождик их задержал.

«Дождик» между тем превратился в настоящий ураган. От мощных шквалов сотрясало стены, а из-под под двери к моим ногам уже пробежала по полу тоненькая струйка.

— А далеко ли он отправился? — спросила я своего старого знакомого.

— Да… перекусить, — смутился он. — Они с доктором тут почитай с утра, так что проголодались, а меня вот оставили за сторожа…

— Я слышала — тут произошло что-то ужасное? — спросила я, стараясь выглядеть максимально непринужденно.

— Да пока непонятно… — пожал плечами моментально посерьезневший молодой человек.

— Неужто убийство? — сделала я большие глаза.

— Не исключено, — покашлял он в кулак, напомнив мне в эту минуту размышлявшего о высоких материях крестьянина, и неожиданно предложил:

— Если интересуетесь — могу показать…

— А что — кроме тебя в доме никого нет?

— Был еще слуга господина Лобанова, смешной такой старичок, но после допроса ему стало нехорошо, и он ушел к соседям.

— Так это он сообщил о случившемся в полицию?

— Извините, я этого не знаю, но кому же еще? Должно быть он…

Мне положительно повезло с этим молодым человеком.

— А Всеволод Иванович не будет ругаться? — осторожно спросила я, задержавшись на первой ступеньке лестницы.

— А мы ему ничего не скажем, — подмигнул мне мой знакомый, и в этот момент я вспомнила его имя.

— Тебя ведь, кажется, Дмитрием зовут?

— Так точно-с, Екатерина Алексеевна, — обрадовался он.