Французский Трофей 2. После войны

– Интересно, в курсе ли они этого приказа, – задумалась она, когда они тронулись и поехали в гостиницу.

– Честно говоря, я надеюсь, что нет, – Этьен взял ее за руку. – Потому что иначе они уже места себе не находят.

Пока что единственным, кто смог удивиться их приезду, был Саша, приехавший в Петербург по своим и отчасти Этьена торговым делам.

Возможно, они бы и не встретились, если бы Этьен не увидел друга из кареты.

Поначалу Саша обрадовался, конечно, но, узнав причину их столь скорого возвращения, забеспокоился не меньше. Так что в гостинице у них образовался маленький штаб по обсуждению сложившейся ситуации

– Так, я уверен, мы сможем с этим разобраться, – деятельно кивнул Саша, разливая чай, который им принес коридорный.

Женя как раз скинула дорожную накидку, и стало очевидно ее положение. Саша чуть чайник не выронил, но на носки туфель все же себе плеснул.

– Женька, ты… ну вы быстрые! – пару секунд он пялился на живот подруги, а потом кинулся обнимать их с Этьеном, похоже, забыв, почему они вообще здесь.

– Вот только, кажется, расти нашему малышу без матери-каторжанки, – Женя невесело улыбнулась, а когда Саша разомкнул объятья, обхватила свой живот и тихо всхлипнула.

Этьен тут же обнял ее и принялся успокаивать.

– Отставить слезы, – тут же строго Саша. – Себе навредишь и ребенку. Никто тебя на каторгу не отправит, мы этого не допустим.

– Как, Саша? – Женя вздохнула, но постаралась взять себя в руки.

Уж плаксой-то она никогда не была, это беременность так на нее влияла.

– По сути, никакого уголовного преступления ты не совершила, – начал рассуждать Саша. – Наоборот, исполнила свой долг на войне, мы можем сослаться на сестер милосердия, а уж причины твоего переодевания… Ну, скажем ты решила таким образом уберечься от посягательств, ведь женщина на войне всегда под ударом.

– Но я ведь вообще не имела права обучаться, – Женя стянула с подлокотника салфетку и теперь нещадно превращала ее в жгутик, не смотря на все усилия прачки накрахмалить ее.

– За это совершенно точно не ссылают на каторгу, ты же сама говорила, девицы уже давно обучаются в повивальном институте в Петербурге… или где там, – ответил Саша. – Так что не переживай раньше времени, мы со всем разберемся, в конце концов, ты в первую очередь первоклассный медик, а уже потом девушка.

– Надеюсь, ты прав… аудиенция назначена на завтра. Поеду и за все отвечу! – Женя решительно кивнула, блестя глазами.

Саша кивнул, накапал ей валерьянки из ее же запасов и велел выпить.

– Прежде всего, спокойствие и холодная голова, – сказал он. – И отвечать, даже если придется, то спокойно и с достоинством. В нашей компании я отвечаю за безрассудства, а ты – глас разума и спокойствия.

– Спокойно и с достоинством, – повторила Женя и опрокинула в себя валерьянку.

Но ночью все равно не могла сомкнуть глаз, продумывая свою речь.

Так что поднялась она до рассвета, не пожелав будить Этьена, который наоборот крепко спал, и принялась одеваться. Их вещи все еще не прибыли, так что пришлось изворачиваться, и с мундиром надеть строгую юбку, что волшебным образом сделало ее похожей на почетного шефа какого-нибудь полка. Убрав волосы, она вышла из комнаты, решив со всем справиться самостоятельно, чтобы подвергнуть опале как можно меньше людей.

Проснувшись, и не найдя ее рядом, Этьен и представить не мог, что Женя уедет одна. Но, когда портье подтвердил его опасения, побелел, как мел и, на ходу крикнув, чтобы седлали лошадь, кинулся одеваться, надеясь нагнать супругу.

Не мог же он оставить в трудной ситуации любовь всей своей жизни.

Женя всю дорогу вспоминала свой предыдущий визит во дворец, а именно ее награждение. Тогда она была Константином, и она чувствовала себя куда увереннее, пусть тогда и ходила с тростью, и в принципе не видела смысла в своей дальнейшей жизни. Но теперь все менялось, и страх скребся внутри. Пока она предъявляла бумаги, пока ее вели по бесконечным лестницам и анфиладам комнат, и она следовала за молчаливым лакеем, она толком не замечала, где и куда она идет. Только строила оправдательную речь в своей голове, приготовившись к самому суровому суду в жизни.

Его Величество государь-император, не так давно коронованный на царство, мерил шагами кабинет, выходивший окнами на живописную набережную Невы.

Когда камердинер сообщил о прибытии княжны Воронцовой, Александр Николаевич обошел свой стол и устроился в кресле.

– Ну проси, – он привычным жестом подкрутил усы.

Женя, по совету Саши, старалась держаться прямо, спокойно, и с достоинством. И оказавшись перед Его Величеством, как подобает, сделала глубокий книксен, склонив голову.

– Ну здравствуй, княжна Воронцова, – государь постучал пальцами по столу. – Или все же прикажешь обращаться к тебе – князь Воронцов. Вот только не припомню, чтобы у твоего батюшки было трое сыновей.

Женя, как ни старалась держаться спокойно, ощутила, что краснеет.

– Прошу простить, Ваше Величество, если позволите, я объясню…– сказала она, радуясь, что голос ее не подвел.

– Ну потрудись, – кивнул Александр Николаевич, достав папиросу и закуривая.