Летящее Перо первым опустил руку в берет и, развернув бумажку, заплясал и запел от радости. Повезло также Курапье, Нику, Ле Герну, Констану Гиньяру и Дюма. Последний захватил с собой карабин, подарок доктора.
Провизии взяли на пятнадцать дней: галеты, мясные консервы, кофе, чай, сушеную рыбу для собак и спирт для горелки, на которой готовили пищу. На сани погрузили также спальные мешки и палатки, по полному комплекту запасной одежды для каждого и по паре знаменитых гренландских сапог, не пропускающих воду.
Все это аккуратно упаковали в водонепроницаемые мешки и крепко привязали к саням.
Собаки, почуяв волю, так рванулись, что едва не лопнула упряжь, но Угиук ударом кнута быстро умерил их пыл.
Ле Герн и Летящее Перо тоже справились со своими упряжками — учеба у эскимоса не прошла даром. Впрочем, собаки и сами скоро устали. Путь был трудный, поклажа тяжелая. Парижанин пошутил, что управление проселочными дорогами здесь плохо заботится о путях сообщения.
— Я предпочел бы очутиться в аду, — вдруг заявил он.
— Почему? — насторожился Курапье, как всегда ожидавший подвоха.
— Взгляни на эту мостовую!
— Какую еще мостовую? — удивился нормандец.
— Сейчас объясню. Слушай внимательно. Говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями, так неужели мои сани скользили бы там по гладкой дороге хуже, чем здесь, где со всех сторон торчат льдины и на каждом шагу лужи, полные талого снега?!
— Иди ты! Опять надо мной насмехаешься!
Доктор от души повеселился шутке и сказал капитану, который тоже не мог удержаться от смеха:
— В остроумии Форену не откажешь, а шутки да прибаутки в настоящих условиях лучше всякого лекарства. Один такой весельчак стоит целой аптеки!
«Пути сообщения», по выражению парижанина, становились все неудобнее. На высоких местах, где лед был сухим, лежал налет соли, и сани плохо скользили. В низких местах стояла вода и люди почти по колено проваливались в снежную кашу, а собаки вязли по брюхо.
Если бы не гренландские сапоги, пришлось бы идти словно босиком по ледяной воде.
Только теперь Летящее Перо и матросы поняли, что такое поход через льды на санях. Вместо того чтобы легко мчаться по ледяному полю, помахивая кнутом, им пришлось идти за санями, словно обозным солдатам, к которым моряки относятся с презрением, смешанным с жалостью. Собаки тащили только поклажу.
Достаточно совсем немного пройти по полярным льдам, и начинаешь понимать, что это — не увеселительная прогулка. Ледяные глыбы все равно, что неровный, очень крупный булыжник. Встречаются также скалы и пропасти, не такие большие, как на земле, но скользкие. То и дело рискуешь соскользнуть в яму или провалиться в озеро, образованное талой водой.
Вдобавок приходится помогать собакам, толкать и поддерживать сани, чтобы они не опрокинулись набок. При этом можно и самому завалиться под дружный смех остальных.
Главное в этом случае — не попасть в воду, это опасно.
Талый снег предательски прикрывает полыньи, в которые ничего не стоит провалиться по пояс. Путешественнику жизненно необходимо научиться распознавать их, как омуты на болоте охотнику на дичь.
Опыт доктора в арктических экспедициях оказался полезным для всех.
Караван двигался вдоль южного края ледяного барьера, и капитан то и дело зачерчивал на планшете его конфигурацию.
В общем, все шло благополучно. Правда, кое-кто падал, проваливался в неглубокие лужи, но без угрозы для жизни.
Только Констан Гиньяр, видимо родившийся под несчастливой звездой, и на сей раз оправдал свою фамилию — неудачник.
Время от времени капитан, которому помогал Угиук, предупреждал товарищей об опасности.
Гиньяр задержался, свертывая самокрутку, и, догоняя остальных, угодил в глубокую полынью.
— Месье решил искупаться? — обернувшись на шум, крикнул Артур, глядя, как Гиньяр барахтается в воде. — Выбирайся поскорее из этого лимонада! У тебя просто страсть к купанию в ледяной воде!
Кочегар вылез, стуча зубами от холода.
— Ну-ка, посмотри, цело ли стекло на часах? — сказал парижанин.
— Стоп! — скомандовал капитан, бросив взгляд на нормандца. — Тебе надо переодеться, парень!
— Спасибо, капитан, на ходу обсохну! На Ньюфаундленде такое часто случалось!
Прибежал доктор.
— Сейчас же разденьте этого героя и разотрите как следует! А то, чего доброго, схватит воспаление легких! Быстро! Разожгите спиртовку, распустите льдинку в кастрюле!
С Гиньяра, бывшего почти без сознания, вмиг сняли одежду, уже затвердевшую на морозе.
Д’Амбрие с Артуром Фореном с такой силой растирали его, что едва не содрали кожу.
Бедняга наконец задышал, и его положили в спальный мешок.
Когда вода закипела, доктор всыпал в нее немного чая и влил изрядную порцию рома.