Французы на Северном полюсе

Капитан решил, что больные могут позавтракать в постели. Те, кто покрепче, охотно поухаживают за своими товарищами — пусть понежатся, пока отряд не отправится в путь. Времени еще достаточно. Но неожиданно вмешалось самолюбие, никто не хотел признавать себя больным. Ну что тут такого? Валяться из-за какой-то боли в горле, подумаешь, что-то там царапает, мы же матросы, а не тряпки, черт побери!

Доктор в последнее время стал замечать, что некоторым больно смотреть на свет, даже от спиртовой лампы. Опытный врач и полярник, Желен встревожился.

Однажды утром он вывел нескольких матросов из палатки и велел посмотреть на снег.

Один матрос сразу вскрикнул и закрыл глаза руками в меховых перчатках.

— Что с тобой?

— Больно, будто на солнце поглядел. И круги перед глазами пошли, зеленые, красные, синие.

— Ничего страшного, только теперь ты должен постоянно носить очки.

Глаза болели у пятерых, и всем им прописали очки.

А мороз все крепчал. Особенно страдали от него находившиеся в шлюпке, потому что почти все время были без движения. Де Амбрие дважды грозило обморожение, равно как и машинистам. Надо было принимать какие-то меры.

И тогда решили, что машинисты будут нести дежурство по очереди: три часа на шлюпке, три — на санях. Таким же образом договорились между собой капитан, его помощник и лейтенант.

Самое страшное на морозе — неподвижность. Поэтому надо не задерживаться на остановках. Особенно при сильном ветре.

Стоило кому-нибудь постоять пять минут, и мороз забирался под одежду, пронизывал до мозга костей. Тут уж не до отдыха.

— Мы лучше пойдем потише и так отдохнем, — говорили матросы, — ни стоять, ни сидеть невозможно.

Шестнадцатого апреля лед был на редкость гладким, а мороз необычайно сильным, но все же прошли семнадцать километров.

Семнадцатого числа Дюма застрелил зайца. Полярный заяц значительно больше нашего, зимой он белый, от снега не отличишь. Но поймать его легко из-за слабого слуха и зрения. Заяц сидел в двадцати шагах от кока и преспокойно сучил лапками. Но Тартарена не тронула доверчивость зверька, и он безжалостно его пристрелил, снял шкурку, а тушку присоединил к запасам провизии.

В этот день прошли двенадцать километров, в предыдущие — суммарно тридцать восемь, всего — пятьдесят.

Почти полградуса! Еще немного — и будет достигнут восемьдесят седьмой градус тридцатая минута, до полюса останется два с половиной градуса.

Смогут ли путешественники преодолеть это расстояние?

ГЛАВА 6

Роковая неосторожность. — Тревожные последствия. — Болезнь машиниста Фрица. — Предрасположение. — Скорбут. — Грозное предсказание.

— Фриц, друг мой, не ешь снега, ради Христа!

— Ничего не могу с собой сделать, Геник.

— Разве ты не слышал, что говорит доктор? Еще скорбутом заболеешь.

— Я как помешанный. Во рту жарко, словно в раскаленной печи.

— Ты же знаешь, как болеют матросы от того, что снег ели. Десны у них кровоточат.

— Ах, Геник, как глотнешь снега, легче становится… Нет сил жажду терпеть! А доктор наверняка преувеличивает опасность. Ведь снег — это тоже вода, только похолоднее.

— Глупости ты говоришь, Фриц! А еще мужчина! И звание имеешь. Другим должен пример подавать.

— Ты, видно, не знаешь, что такое жажда, Геник…

— Я жажды не знаю? — вскричал боцман, оскорбленный до глубины души. — Я? Старый морской волк?! Да на всем флоте вряд ли сыщется матрос, столько раз умиравший от жажды!

— Я не про такую жажду говорю! Про болезненную, как при лихорадке. Ее невозможно терпеть, хочется прокусить кожу и пить собственную кровь… Или убить кого-нибудь, только бы глотнуть каплю…

— Возьми мою кровь, если хочешь… Мне не жалко… А еще лучше — мою порцию водки, только не делай глупостей.

— Нет, на это я ни за что не соглашусь, — возразил эльзасец, тронутый до глубины души.

— Пожалуйста, не отказывайся. Я на все готов для тебя… Опять ты за свое! — вскричал боцман, увидев, что Фриц с жадностью проглотил одну за другой две полные горсти снега.

— До чего здорово! — с восторгом заявил Фриц.

— Заболеешь! Это уж точно!

— Как может повредить снег! Такой вкусный!

— Делай как знаешь. Ты не ребенок. Отдашь концы — будешь сам виноват.

На полюсе жажда мучительнее, чем в Сахаре. Там совсем нет воды. А здесь везде снег! Как не поддаться искушению, не утолить жажду? Но за это приходится платить дорогой ценой. Во рту и горле появляется отек. Он нередко приводит к удушению. Дрожь бьет, как при лихорадке. Так случилось и с Фрицем. Он едва волочил непослушные ноги, лицо покраснело, глаза налились кровью, из запекшихся губ вырывались хрипы.

Сделав над собой усилие, он прошел еще с сотню шагов и едва не упал. Тянувший бечеву рядом с ним Геник обернулся к Бершу:

— Прикажите остановиться!

— А что случилось, Геник?

— Мой друг едва стоит на ногах.

— Стой! — скомандовал офицер.

Как раз в этот момент Фриц что-то пробормотал и упал на руки подхватившего его боцмана.

— Беги к доктору, Курапье! Живо! Одна нога здесь, другая там…

— Есть!