Фрау Томас Манн: Роман-биография

«Но вот вопрос: был ли я когда-нибудь в реальности способен на это?» Слово «когда-нибудь» подчеркнуто, таков итог последнего десятилетия его жизни: покорность судьбе и наряду с этим — беспощадная откровенность. «Пребывая в полусне, я грезил, будто этим поцелуем я прощаюсь не просто с Францием В., моим последним возлюбленным, а с представителем целой когорты боготворимых мною обожаемых идолов».

Сублимация физического вожделения в предельную достоверность и изощренность искусства. Катя Прингсхайм безоговорочно принимала своего мужа таким, каким он был в действительности. Разве хотела она большего, чем просто быть его самым близким другом? Она не жалела сил, чтобы признание его и слава разошлись по всему миру, потому что знала, насколько он зависит от своего настроения. Она всегда находилась рядом, незаменимая, самоуверенная, каждую минуту готовая прийти на помощь. Он постоянно был в центре ее внимания. О себе она обычно говорила вскользь, как бы между прочим; в интервью, данном журналистам после вручения Томасу Манну Нобелевской премии 1929 года, она больше рассказывала о детях, особо отмечая их красоту и талант; а когда описывала торжественный обед своим «старшеньким», то в центре внимания была не она, а увенчанный славой супруг, который, выступая на каждом обеде и ужине, оставался тем не менее «бодр и полон сил». И во время банкета в очередной раз «всех за пояс заткнул»: «Боже мой, ведь остальные были исключительно ученые-естественники и специалисты в области прикладной науки, ну а он говорил красиво». А когда в конце рассказа ей пришлось сообщить что-то и о себе, она проделала это так, чтобы представить в правильном свете опять-таки его и подчеркнуть воздействие его речи на окружающих. «Графиня Розен, статная дама с рубиновым крестом на платье из серого креп-жоржета, призналась мне сегодня, что самым захватывающим зрелищем было мое лицо: когда мой муж так прекрасно говорил о Германии, о глубокой любви к отечеству, она не могла оторвать от меня взгляда Чего только не бывает».

И опять смущенное: «Чего только не бывает». Лишь бы никаких высоких слов в свой адрес, таков был ее девиз. В ответ на просьбу в 1930 году одного издателя сообщить о себе некие сведения для публикации, куда должны были войти портреты замечательных женщин разных профессий, она написала: «Я лицо сугубо приватное, нигде, ни в одной области не сделала ничего выдающегося; поэтому считаю — наверное, как и вся общественность — что публикация сведений о моей персоне наряду с другими, как вы планируете, неприлична».

Фрау Томас Манн знала свои возможности, и о каком-то особом положении для нее не могло быть и речи. Но если речь шла о нем, тут она бдительно следила за тем, чтобы никто не усомнился в его значении: лучше уж прервать отпуск на Хиддензее, чем видеть, как Герхарт Гауптман умаляет авторитет Волшебника!

Ее жизнь, что доказывают подобные случаи, уже давно не являлась «приватной»; ее определяли муж и семья. Она всегда стояла на страже интересов своих близких, старалась обеспечить их благополучие и благоденствие. Непростая задача; Волшебник легко раздражался, случались даже крупные скандалы — в большинстве случаев из-за пустяков: «Не встретились в городе (впрочем, очевидно, по его вине), хотя оба ждали друг друга не менее получаса. Я по-настоящему сердилась, а он по возвращении домой так буйствовал […] в присутствии испуганных детей, что, к сожалению, я, видимо, никогда больше не смогу заговорить с ним. Очень грустно!»

Но потом они мирились. «Естественно, я опять разговариваю с Волшебником, хотя он очень обидел меня, и, наверное, я никогда не прощу ему этого». Конечно, Катя простила его. А что оставалось ей делать, если она хотела быть верной своему главному предназначению — создавать оптимальные условия для работы столь впечатлительного поэта и обидчивого современника, от продуктивности творчества которого зависело благосостояние всей семьи? Отсюда ее озабоченность, когда работа над обещающим прибыль сочинением неожиданно стопорилась из-за каких-то незначительных дел, «однодневок»: откликов на злобу дня, к тому же плохо оплачиваемых, неизбежных политических обязательствах или журналистских статей. Отсюда и ее скрупулезная заблаговременная подготовка к путешествию, если Волшебник в очередной раз давал уговорить себя на какую-нибудь совершенно никчемную поездку. Так, в мае 1932 года, предваряя его пребывание в Нюрнберге, она сообщала хозяйке нюрнбергского книжного магазина и горячей почитательнице Томаса Манна Иде Херц[81]: «Он может есть исключительно отварное мясо, лучше всего, конечно, был бы куриный суп с рисом, перед этим слизистый отвар (приготовленный на воде, не на бульоне) и легкий десерт (лимонная запеканка, суфле или легкий пудинг), в качестве напитка предпочтительнее бокал „фахингера“».