Фрейд: История болезни

Нет, Фрейд совершает в «Моисее и монотеизме» нечто куда большее: отнимает у евреев то, что традиционно считается их главным историческим приоритетом, — создание монотеизма и привнесение в мир его высоких моральных принципов и духовных истин, тем самым фактически перечеркивая и значимость еврейской истории и культуры для развития цивилизации. Но следует вспомнить и то, что книга эта была написана и выпущена в тот самый период, когда в мире и без того шла оголтелая антисемитская вакханалия, когда официальная идеология нацизма провозгласила евреев «низшей расой», принесшей человечеству только зло и подлежащей полному истреблению. В такие моменты истории для любой гонимой нации крайне важно выстоять не только физически, но и духовно, предъявить миру и самой себе весомые аргументы своей исторической значимости, почерпнуть в собственном прошлом силы, чтобы выстоять и победить в объявленной ей войне на уничтожение. В этом смысле написание «Моисея и монотеизма» было ударом в спину — и этот удар во многом определил крайне негативное отношение к Фрейду многих евреев, сохраняющееся и до сих пор.

Ведал ли Фрейд, что творит? Или, точнее, сознавал ли он это, что называется, до конца? На первый взгляд — да, и об этом однозначно свидетельствуют уже начальные фразы работы: «Лишить народ человека, которым он гордится как величайшим из своих сынов, не является делом, предпринимаемым с охотой или легкомыслием, и тем более, если сам являешься представителем этого невроза. Но мы не можем позволить, чтобы какие-либо подобные соображения побудили нас отказаться от истины в пользу того, что принято считать национальными интересами»[287].

Как видим, цель обозначена достаточно ясно: «…лишить народ человека, которым он гордится как величайшим из своих сынов». При этом «неврозом» объявляется не только сам иудаизм (каковым Фрейд вроде бы считал любую религию), но и сама принадлежность к еврейскому народу, а невроз для Фрейда — это болезнь или болезненное состояние, которое надо лечить. Таким образом, получается, что те, кто провозглашает евреев изначально «нездоровой расой», как минимум в чем-то правы.

Но вот тут и возникает вопрос о том, насколько всё же Фрейд сам был в здравом уме, когда писал этот очерк. С одной стороны, все свидетельства современников говорят о том, что едва ли не до последней минуты жизни он не проявлял никаких признаков старческой деменции или даже ослабления интеллекта. С другой стороны, он сам признаётся в очерке, что его творческие силы в период его написания уже далеко не те, что прежде, — это во-первых. Во-вторых, возраст, в котором создавался «Моисей и монотеизм» (78–82 года), почти всегда сопровождается теми или иными психическими изменениями. В-третьих, мучившие Фрейда в этот период подчас совершенно адские боли не могли не способствовать этим изменениям (если они были), обостряя их. Наконец, в-четвертых, усилившаяся в немецкоязычном мире антисемитская пропаганда, постоянные публикации в прессе различных материалов, проповедующих превосходство «высшей» арийской расы и неполноценность еврейской, так или иначе не могли влиять на взгляды и самоощущение любого, кто их читал, включая евреев.

Поэтому да будет позволено предположить (и попробовать это затем хотя бы отчасти доказать), что все эти факторы и в самом деле обострили во Фрейде в последние годы жизни тот самый невроз самоненависти, который проявился еще в детстве, сильно мучил в период отрочества и юности и который, в сущности, никогда его и не покидал. Фрейд снова стал стыдиться своей принадлежности к евреям и ненавидеть в себе еврея. Он пытался избавиться от него, подчеркивая в речах и интервью свое еврейское происхождение, но это вызывало только обратный эффект. Повторим, этот «чисто еврейский невроз» хорошо и давно известен, он продолжает мучить многих евреев до сих пор, порождая вновь и вновь сочинения, подобные «Моисею и монотеизму». К одним из последних псевдонаучных книг можно отнести работу Шломо Занда «Кто и зачем придумал еврейский народ».

Вся история и сама структура книги «Моисей и монотеизм» уже сами по себе свидетельствуют о том, что она написана по меньшей мере психологически неуравновешенным, возможно, находящимся в состоянии нервного срыва человеком.