Фрейлина императрицы

Коробка с калужским тестом, из которой нарезались здоровенные порции на взрослых и детей трех семей, быстро опорожнилась.

— А дяде Дириху? — произнес вдруг двенадцатилетний Мартын Скавронский.

— Его нету. Не пришел, так и поделом, — отозвалась Анна. — Валяется небось у себя на постели пьяный.

— Его там нет, — заметил кто-то из сыновей Ефимовских.

— Его и ночью не было, — сказал Антон Скавронский.

— Как! Ночью не было?! — отозвались несколько человек зараз.

— Да так. Я был вчера ввечеру у него в горнице — его не было. Нынче, рано поутру, опять пришел — все его нет, — объяснил юноша. — Я уж спрашивал всех холопов — говорят, со вчерашнего дня дяди Дириха нет.

— Что ты врешь!.. — воскликнул Карл Самойлович несколько тревожно.

— Ей-Богу, отец!.. — отозвался Антон.

— Что же ты мне не сказал?.. Что ты махонькой, что ли, не понимаешь, что это дело важное.

— Да думал — вернется к обеду.

Карлус тотчас же вскочил и пошел опрашивать людей. Вслед за ним поднялись и другие, и скоро опросы пошли по всем горницам, у всех дворовых мужчин и женщин.

Оказалось то же, что говорил старший Скавронский отцу. Люди отвечали, что графа Федора Самойловича нет со вчерашнего дня.

— Да как же вы все молчка!.. Ах, черти! — отчаянно воскликнул Карлус.

Таким образом, уже сутки как Дирих исчез из дому, и никто о нем не хватился. Все обитатели Крюйсова дома, видя чрезвычайно встревоженное лицо Карлуса, поняли сразу, что исчезновение их полоумного родственника имеет значение события.

Разумеется, граф Скавронский тотчас же принял всякие меры, поехал сам и послал старшего сына, а равно зятя Михаилу Ефимовского к начальствующим лицам в городе, чтобы заявить о случившемся.

Начальство поднялось на ноги, но более или менее лениво и неохотно.

— Может, где-нибудь в городе, — говорили они. — Вечером вернется.

На другой день, рано утром, все столичное начальство не только было на ногах, но усиленно хлопотало и озабоченно рыскало по городу.

Случилось это потому, что императрица, которой доложила обо всем Софья, встревожилась и приказала разыскать пропавшего как можно скорее.

Но все поиски в столице оказались тщетны. Обшарили и обыскали все мышиные норки — но нигде графа Федора Самойловича Скавронского не оказалось, никто его даже не видал. Он канул как топор в воду.

— Уж и впрямь не утопился ли, — встревожился Карлус.

— Хорошее бы дело… — заявляла Анна.

— Нет, не утопился… — говорила Марья Скавронская. — Верно вам говорю… Я знаю. Он мне не раз проговаривался… Он убежал, и искать его нечего… Бог с ним! Он здесь помрет от тоски.

— С ума ты сошла! — отозвался Карлус. — Разве можно дозволить, чтобы граф Скавронский в ямщики опять пошел и с латышкой жить стал!.. Надо его разыскать и хоть на веревке привести обратно.

— Ну, а если разыскивать, — объяснила Марья, — то ищите его там, где Трина.

— Где Трина? Да черт ее знает, где она теперь!

Карлус снова отправился по начальству, заявил о своем предположении, что брат вышел или выехал из столицы и что искать его нужно на большом тракте во вновь завоеванный край.

Два курьера были тотчас же отправлены в русскую Лифляндию и Эстляндию, а двух других отправили в Литву и польскую Лифляндию.

Каждому из посланцев было обещано по сто рублей награды за находку… А это было суммой очень большой!..

Между тем, пока в столице хватились графа Федора Скавронского, беспокоились и искали, сам белобрысый Дирих мирно двигался по большому тракту на Псков.

Торжественность в лице и недоброе выражение в глазах, которое заметил недавно в брате Карлус, были следствием его внутреннего решения, о котором Дирих признавался Софье и только вскользь намекал Марье, — женщинам, к которым он относился сердечно.

Накануне того дня, когда вся семья собралась есть калужское тесто, Дирих вышел из дому как бы для прогулки. И если бы лакеи, сидевшие в передней, были повнимательнее — все равно бы ничего не заметили. Уходя из дому, Дирих ничего не взял с собою, только в кафтане его что-то топорщилось сбоку. Это был мешочек с деньгами, золотом и серебром, которые он добыл себе на путешествие.

Глуповатый человек сумел еще за неделю до побега достать себе в Петербурге у иностранца-полуеврея двести рублей взаймы.

Ростовщик с удовольствием ссудил его этой суммой под документ, по которому Скавронский обязался уплатить через год вдвое. Прямо из Крюйсова дома Дирих дошел пешком до подьяческой улицы, там повидался с одним приказным и получил от него правильно написанный вид на имя уроженца города Варшавы, шляхтича Свенцинского.

Сделавшись сразу, хотя бы и подложным, но тем не менее польским подданным, граф Скавронский — Игнатий Свенцинский — отправился к устью речки Фонтанки в деревушку Мятеловку, где имели пребывание в то время разные сомнительные личности и в том числе конокрады.

Здесь какой-то обыватель уже заранее приготовил для неизвестного ему белоглазого и беловолосого петербургского жителя пару отличных коней и чухонскую тележку на двух колесах.