Фреска

Высокая скалистая часть острова ближе к такому же высокому скалистому берегу реки, и даже соединена с ним висячим мостиком, словно из кошмаров Рисовальщицы. Течение в узком потоке с этой стороны острова — как в горной речке. Виды здесь напоминают пейзажи с японских гравюр — скальные уступы, на них кое-где кривые сосны. Корни сосен цепляются за выступы и трещины. Когда здесь туман — пейзаж становится монохромным, утонченным, совсем японским.

Откуда вообще взялся этот остров?

Много тысяч лет назад. Как в ускоренной съемке.

Остров был когда-то частью берега большой реки. Русло реки в этом месте поворачивало, образуя высокий каменный мыс. Река так широка, что противоположный пологий берег виднеется почти на горизонте.

В давние времена трещина отделила часть высокого берега, словно стремясь отрезать мыс и выровнять изгиб русла. Трещина расширяется, углубляется, становится оврагом, затем ущельем. Сосны стали расти на уступах этого ущелья, их корни врастают в трещины.

Произошло землетрясение. Огромный каменный массив стал сползать вниз, ущелье раздвинулось. В него просочилась вода из основного русла сперва тонким ручьем, затем, стачивая и обрушивая скалистые стенки, понеслась бурным потоком.

За века скалистая стена наклонилась, остров чуть просел, зарос лесом, вокруг скал со стороны реки постепенно образовались низменные участки из песка и камней, принесенных весенними потоками. Материал добавляли и осыпи с высокой части острова. Эти участки в свою очередь осадила буйная растительность.

Остров располагался вдали от населенных мест, но когда-то его населяла целая монашеская община. Деревянные жилища монахов не сохранились, а каменное святилище в пологой части острова, между небольшими бухтами, осталось. Оно изредка посещалось особенно упорными паломниками.

Иногда в нем на какой-то срок поселялся отшельник — настоятели монастырей время от времени давали подобные задания своим подопечным.

Попасть на Остров можно по висячему мосту, перекинутому с высокого берега над бурным потоком. Мост соединяет две скалы, бывшие некогда единым целым. Но, похоже, давно никто не ходил по нему — плетеный мост кажется заброшенным.

Они-то как туда попали?

Падает дирижабль. Что-то произошло и он стремительно снижается. Оболочка сдувается, корзина ударилась о высокий берег реки. Две маленькие человеческие фигурки выпали в воду, течение унесло их. Падение продолжается, но удар немного развернул аппарат, его крутит, корзина болтается — еще два человека выпали из нее, но уже над островом. Одна фигура лежит на краю каменистой насыпи, вторая, упав на пологий склон, сползает в овраг. Канаты и сдувшаяся оболочка с парусами запутались в деревьях, корзина опрокинулась. Рисовальщица выползает из нее. У нее белое лицо. Кровь на щеке. Поднялась, стоит с видом человека, не понимающего на каком он свете.

Она же боится высоты, как она согласилась лететь?

Мастерская храмовых рисовальщиков. На полу и на циновках — солнечные зайчики в виде вытянутых ромбов — солнце просвечивает сквозь скрещенные жерди и переплетения стен. Солнечное пятно горит на медной ступне статуи божества в углу. Из курильницы у медных ног поднимается тоненькая струйка ароматного дыма, завивается медленными кольцами.

Группы женщин, сидят дружескими кружками на больших циновках. Женщины заняты работой. Посередине каждой циновки — столбики из чаш, или ряды статуэток. Расписывая или полируя эти предметы, женщины негромко разговаривают, посмеиваются. Их фигуры в одеждах, украшенных орнаментом, живописно смотрятся на фоне золотистых циновок. Вспыхивает искрами то качающаяся серьга, то браслет на поднятой руке, попадая в луч света. Лица кажутся особенно загорелыми, глаза и волосы женщин — особенно темными.

Здесь красиво. Обстановка рабочая, хорошая. Они любят свое дело, верят, что оно — часть большого общего Пути.

Жрец беседует с парой паломников. Мужчина и женщина явно издалека — цвета и покрой их одежды отличаются от местных. Рисовальщица в некотором отдалении смиренно ждет, когда жрец выдаст ей свое ценное указание. Как обычно, подозвав ее и выставив ограничительную ладонь в ее направлении, он о ней словно забыл.

Она разглядывает пару, отмечая разрез глаз, форму бровей, очертания скул и подбородков, общее для обоих лиц выражение скрытой печали и решимости, складывает эту информацию в свою невидимую копилку образов. Если бы она не была здесь чужой, она определила бы, откуда именно эти люди по их одежде, орнаменту вышивки на ней. И она не смотрела бы на них так прямо и пристально, совершая очередной промах в глазах Жреца.