Фрида

Монти усердно жевал. Когда еда во рту заканчивалась, он вновь набирал на вилку мяса, картошки, вареной моркови. Надо продолжать. Если он перестанет жевать, то расплачется. А плакать не хотелось, тем более – перед сестрами. Особенно после слов мистера Доусона, что Монти скоро станет единственным мужчиной в доме. Нижняя губа задрожала. Почувствовав сверлящий взгляд тети Мод, мальчик быстро зацепил на вилку кусок тушеного барашка, положил в рот и сосредоточился на же- вании.

– Папа уже умер? – заблестели от слез глаза Барби. – Он отправился на небеса?

– Почему он так свистит и хрипит? – прошептала Эльза, гоняя по тарелке кучки остывшего картофельного пюре.

– Не играй с едой, Эльза, – сказала тетя Мод. – Эти звуки издают его легкие.

– А кем станет папа, когда умрет? – спросила Барби.

– Не говори чепухи! С Эрнестом все будет хорошо, – заявила тетя Мод, но у нее было такое обреченное лицо и такой неестественно бодрый голос, что Монти понял: она врет.

– Можно нашим новым папой станет мистер Доусон? Он лучше, чем другие крестные, и всегда приносит мне подарки.

Барби отодвинула тарелку.

– А что на сладкое?

У Монти дрогнули плечи. Ему невыносимо захотелось помолиться. Если он сейчас же не помолится, то начнет плакать, и прощай, мужество!.. Он вскочил со стула и убежал наверх.

– Не хочешь десерта? – крикнула вдогонку тетя Мод, но он уже взлетел по лестнице.

Оказавшись в своей комнате, Монти захлопнул дверь, сложил руки и молча зашевелил губами, умоляя Господа не допустить папиной смерти. Он обещал сделать все, что угодно. Все-все. Отдать свои игрушки бедным детям. Подарить коллекцию марок участникам церковного хора. Никогда не забывать молиться. Монти остановился и подождал немного. Грозившие вырваться из груди рыдания утихли. Небо было цвета ежевичного варенья с пробегающими там и сям желтыми масляными полосами. А вверху пылало солнце. Он почувствовал присутствие Бога. Господь там, в небе, смотрит на Монти оранжевым глазом.

Монти распахнул окно и упал на колени. Он никогда не чувствовал такой близости к Богу. С неба спускались алые, золотые, пурпурные ленты света – словно сияющие лестницы, ведущие ко Всевышнему.

– Пожалуйста, Господи, пусть папа останется жив!

Внезапно Монти почувствовал потребность оказаться в каком-то святом месте, где можно услышать ответ Бога. Он пробежал по коридору мимо отцовской спальни, откуда несло дезинфекцией и болезнью, вниз по лестнице и выбежал на улицу.

– Ты куда? – крикнула вслед Ида.

Монти бежал всю дорогу до церкви, чувствуя, что за ним наблюдает пылающее око Бога.

На церковном кладбище царила тишина. Ровные ряды могил успокаивали. Солнце закатилось, и краски на небе побледнели. Божественный взгляд пропал, возбуждение Монти утихло. Он пошел меж надгробий, ища спокойное местечко для молитвы. В тишине было слышно, как стонут и ворочаются под землей мертвые. Даже чувствовалась легкая дрожь, когда они крутились в своих гробах. Воздух будто отяжелел от толпящихся в нем душ. Небо погасло, голые руки покрылись мурашками.

– Монти! Монти!

Он повернулся. Петляя между могилами, к нему бежала мама в фартуке. Он упал в ее объятия, и они крепко прижались друг к другу.

– Ты должен быть смелым, Монти. Самое главное в жизни – мужество.

– Главнее, чем Бог?

– Да. Пойдем. Ты ведь не хочешь ночевать здесь с призраками?

По дороге Монти обернулся и посмотрел на небо. Око господне исчезло – даже следа не осталось.

Викерс-стрит, 8

Ноттингем

10 июля 1908 года

Дорогая Элизабет!

Мы пережили ужасное время! Эрнест тяжело болел, и я была слишком занята уходом за ним, чтобы написать тебе.

Он перенес страшно тяжелую двухстороннюю пневмонию. Врач сказал, что он, вероятно, болел несколько недель. Я видела, что он неважно себя чувствует. Но когда доктор сказал, что он был на волосок от смерти, я испугалась. Да ты ведь знаешь Эрнеста: он делал вид, что все в порядке.

Врач прописал ему отдых, свежий воздух, легкие физические нагрузки (короткая прогулка и нетяжелая работа в саду) и пинту молока в день.