Фрида

– Папе – ни слова. Во всяком случае, пока. Будь мистер Лоуренс богат, я бы без колебаний поддержала тебя. Но у него нет денег. Он не может содержать ни тебя, ни твоих детей.

Элизабет деловито присела на край дивана.

– Ты остаешься женой Эрнеста. Если он обвинит тебя в измене, то сможет претендовать на опеку над детьми. Тогда у тебя ничего не останется – ни детей, ни репутации, ни денег. Тебе конец.

– Но я не люблю Эрнеста. Он меня не понимает, и я несчастна в Ноттингеме. Вся моя жизнь – ложь. – Фрида проглотила вставший в горле ком. – Что за чепуха? Это мои дети. Разумеется, они останутся со мной. Я их мать.

– Ну конечно! – отмахнулась Элизабет. – Перед Эрнестом все отрицай. И предупреди своего шахтера, пусть молчит.

У Фриды сжалось горло и занемели ладони. Она представила, как возвращается домой. К Эрнесту, в Ноттингем. Миссис Киппинг и Глэдис Брэдли отворачиваются от нее на улице. Тлеющая ненависть Эрнеста и его родных. Их благочестивое превосходство. Язвительные намеки, насмешки, издевки. Эрнест никогда не простит. Они будут влачить пустое, гибельное существование, как ее мать с отцом. Ее дети, как и она, будут расти в доме, разоренном ненавистью.

– Он обещал мне и моим детям рай на земле, – прошептала она так тихо, что никто не услышал.

– Ах, если бы ты нашла приличного военного! Они покладисты и снисходительны, когда дело касается таких вещей, – простодушно заметила Нуш.

– Если бы твой отец не пустил по ветру все наши деньги, ты, имея приданое, вышла бы за офицера и нам не пришлось бы вести этот разговор, – с неожиданной горечью произнесла баронесса.

– Из двух одно, – резко повернулась к Фриде Элизабет. – Либо этот мистер Лоуренс остается твоим тайным любовником, как в случае с Доусоном и доктором Гроссом, либо ты прекращаешь эту связь. Ты не можешь бросить Эрнеста.

– Элизабет права. У меня куча дел, и я не хочу больше говорить о твоей глупой интрижке. Ты должна попросить его немедленно покинуть Мец.

Баронесса сложила ладони и подняла глаза к потолку.

– Он похож на шахтера?

– Наверное, необычайно красив? Чем он тебя взял? – Нуш по-кошачьи выгнула шею, затем искоса взглянула на Фриду. – Хорош в постели?

– Для меня он красив. И нет, он не приходит на свидания весь в саже. Он писатель, а не трубочист.

В памяти возник образ Лоренцо. В день, когда он делал бумажные кораблики для Эльзы и Барби. Наклон головы, изгиб позвоночника, счастливый, радостный голос. Именно тогда она испытала к нему чистую и безусловную любовь. Странно, что она запомнила точную минуту. Этот миг ярко запечатлелся в воображении. Почти как фотография.

– Ты слышишь, Фрида?

Баронесса решительно направилась к двери, затем остановилась.

– Значит, решено. Ты сообщишь Эрнесту, что очень скоро вернешься домой, и попросишь этого шахтера уйти. Понятно?

– Человек нашего круга никогда не посмел бы предъявлять подобные требования. Только люди из рабочего сословия способны на такую… – Нуш издала короткий тихий стон, подыскивая подходящее слово. – Наглость. Да, наглость!

Фрида не ответила. Сунув руку в карман, она сжала последнюю записку от Лоренцо – очередной клочок бумаги с просьбой о встрече. Неожиданно ее охватило раздражение. Даже Лоренцо непреклонен и жесток. Что ему не терпится? Почему он требует, чтобы Эрнест немедленно узнал правду? Ее толкают и тянут в разные стороны. Учат, что она должна делать.

Любовь, которая должна была принести освобождение, обернулась против нее. Фриду охватила внезапная тоска по свободе. Захотелось выдернуть шпильки и почувствовать струящиеся по спине волосы. Сорвать с себя одежду, скинуть туфли и помчаться вдоль канала. Далеко-далеко. Как можно дальше от Меца и от Германии, от всех и вся.

Глава 48 Фрида

– Что ему написать? Сестры предлагают все отрицать и возвращаться домой.

Фрида прижала колени к груди, стараясь не обращать внимания на отвлекающие маневры Меца: барабаны и трубы марширующего оркестра, винтовочные залпы, стук дятла по дереву.

– Скажи правду. Телеграфируй, что ты сейчас со мной.

– Вот так сразу?

Фрида задумалась. Пока шли празднества, она чувствовала себя аморфной и вялой, зажатой между двумя жизнями, как толстый моллюск меж двух скал, щупальца которого носит туда-сюда течением.

– Нам нужны беспристрастность и объективность. – Лоренцо откинулся на траву, сцепив руки за головой. – Сейчас не время для эмоций. Я напишу письмо, и ты отправишь его Уикли. Логичное и хладнокровное.

– Так просто?

– Я не могу жить в подвешенном состоянии. Чтобы писать, мне нужна определенность. Нельзя поддаваться эмоциям. Речь идет о нашем совместном будущем.

Она легла на спину рядом с ним, прижавшись лопатками к теплой земле.

– Ты рассказал своим родным?

– Нет. Не хочу им говорить, пока не буду уверен в благополучном исходе. Пока не придут бумаги на развод от Уикли.

– Гм… мои родные знают, почему же ты не хочешь рассказать своим?