Добравшись до главного входа, он тут же улегся на спину, подставив солнышку живот и плотно прижав лапы к телу. Так вода у меня в животе быстрее прогреется, думал он, сладко ворочаясь с боку на бок. Солнце действительно здорово припекало, к тому же благодаря усилиям собаки солярий теперь был лучше защищен от ветра — поистине уютное местечко. Какое же неимоверное напряжение — с самого утра сожрать жабу, подумал Фридолин, и, вероятно, уже от одной мысли об этом напряжении сразу заснул. Он действительно очень нуждался в отдыхе.
Но звериные уши слышат и во сне. Фридолин вдруг проснулся. Он лежал тихо-тихо, на самом припеке, уши его ловили звуки со всех сторон, глаза же, насколько позволяло углубление, в котором он лежал, опасливо обшаривали округу.
Но барсучьи уши не уловили ничего подозрительного, воздух, как всегда в теплый летний день, гудел от хлопанья крылышек тысяч насекомых, парящих, танцующих, порхающих в нем: златоглазки и поденки, комары, шмели и пчелы. Снизу доносилось тихое бормотанье озера, едва слышный шорох камышей, ни ветерка… Нет, ничего подозрительного не было слышно…
Зато глаза, глаза!.. Вон то дерево, ведь оно должно быть белым, разве нет? А сейчас оно красное, по крайней мере снизу. И кажется, оно стало толще? И вдруг Фридолин почуял едва уловимый запах двуногого…
Теперь он был почти уверен, что, пока он спал, что-то враждебное приблизилось к нему. Но барсук не шевелился, он лежал неподвижно, на спине, подтянув лапы к животу. Ему, так же как и всем барсукам, с рождения было свойственно перед лицом опасности притворяться мертвым, словно бы в уверенности, что великодушный противник не причинит вреда мертвому врагу. Но каждый нерв Фридолина был натянут как струна, все мускулы напряжены. Барсук готов был при первом же движении врага юркнуть в нору, то есть в безопасное место.
Но Мушка в красном платье стояла у ствола березы и вовсе не собиралась двигаться с места. Затаив дыхание, даже не моргая, она с восхищением смотрела на зверя, так смешно лежавшего на солнышке. Ни Верная Рука, ни Виннету не могли бы подкрасться незаметнее Мушки. Она не думала о том, что надо ступать с носка и прямо держать спину, зато примечала каждый камешек на дороге, каждый сухой лист.
Вот так она и сумела совсем близко подобраться к барсуку — осторожно, сперва один шажок, потом еще. Она видела, что барсук спит, и не решилась подойти еще ближе, боясь его разбудить. Сердце у нее громко билось, и колени дрожали. Наверное, никогда в жизни не была она так взволнована, потому что волнения из-за рождественских подарков — это волнения совсем другого рода.
Мушка тихонько прислонилась к березовому стволу, но, как ни тихо она это сделала, легкий шорох все же раздался, когда спина ее коснулась ствола. Тут она увидела, как проснулся барсук, и сразу поняла — он насторожился: дрожь пробежала по его телу, в особенности заметно дрожал круглый животик, потом открылись глаза и зашевелились уши.
Мушке барсук показался ужасно забавным, совсем не таким, как на картинке у Брема, и совсем не похожим на дикого зверя, как она его себе представляла. Вполне соответствовали рисунку и шерсть, и белая с черными полосками вытянутая мордочка, и длинный, похожий на рыльце нос, и тем не менее она представляла его себе совсем иначе, он вовсе не казался «диким», этот барсук! Он лежал на спине, поджав задние лапы, такой потешный и даже вызывающий жалость, вроде старого дедушки, который сам за себя уже не может постоять и нуждается в помощи.
Внезапно вспомнив про острый бур, которым некоторые люди пронзают барсуков во время зимней спячки, Мушка крепко сжала губы и нахмурила лоб. Такое могут, наверное, только очень злые люди! Да если бы в руках у Мушки сейчас был камень, размером с кулак, и даже будь она твердо уверена, что, бросив этот камень — бац! — барсуку в нос, она сразу его убьет, она бы ни за что его не бросила!
И тут уж ничего не помогло бы, никакие мысли о дырах в заборе, о курах в огороде, о наполовину испорченной кукурузе. Для Мушки в этот момент война кончилась раз и навсегда. Она не собиралась убивать маленького старенького дедушку, не собиралась есть его мясо, будь оно хоть в сто раз слаще свинины.
До чего же потешный малый, он же знать не знает о том, какой приносит вред. И не ведает, что ему объявили войну. Он такое мирное создание, точь-в-точь Фридолин из «Хождения на железный завод»[2]
. Фридолин — отличное имя для этого зверька, который, кстати, оказался намного меньше, чем представляла себе Мушка.Нет, она и отцу скажет, что не желает участвовать в этой войне, и пусть братец Ули сколько угодно потешается над ней, что, мол, она разнюнилась, слюни распустила. И еще она будет следить, чтобы Тедди снова не примчалась к норе, оказавшись без присмотра. Мушке аккуратный барсучий солярий уже казался очень красивым. Наверняка барсуку пришлось немало потрудиться, чтобы привести в порядок все, что тут разорила Тедди.