Но утренние поиски были напрасными, так же как напрасна была и дальнейшая ночная охота! Никогда больше отцу не удавалось подобраться к барсуку так близко, как в первую ночь. Иной раз он слышал, как барсук хозяйничает в кукурузе, но где-то далеко, и ни разу отец не смог подойти к нему хотя бы на расстояние выстрела. Заслышав барсука, отец просто палил по кукурузе и утешался тем, что сумел внушить барсуку почтение к себе. Но, несмотря на почтение, внушенное им барсуку благодаря долгим бессонным ночам, визиты на кукурузное поле продолжались, и Матье приходилось каждые два или три дня возить свежий корм на двор.
А потом отец еще и заболел, он уехал из Карвитца в больницу и вернулся только зимой, и в этом году война с Фридолином, нахальным барсуком, оказалась проигранной.
А барсук Фридолин продолжал жить у себя в норе тихой и мирной барсучьей жизнью. Он честно ходил на поиски корма и никому не был в тягость. Этот год принес ему немало горя: лисы Изолеус и Изолина, капканы у всех его коридоров, страшные выстрелы на поле с дивным растением Сладкий Воск. Но Фридолин уже свыкся с мыслью, что этот мир полон горя, что все в этом мире направлено на то, чтобы вредить порядочному барсуку и не давать ему покоя. Разумеется, это не мешало ему на все корки честить этот мир, он честил его днем и ночью, если он не спал, собственно говоря, это было его главным занятием. Угрюмость и ворчливость — как бы часть жизни барсука, без которой сама жизнь теряет вкус.
Однако полный горя и волнений год принес с собою и кое-что хорошее — на дитценовской кукурузе барсук Фридолин наел себе такое круглое брюшко, какого не наедал даже на хуллербушских буковых орешках. И кладовая его была полна дитценовской моркови. Так что Фридолин мог уверенно смотреть в глаза наступающей зиме.
— Да, конечно, — говорил себе иной раз Фридолин, в спокойные дни поздней осени наслаждаясь мягким солнышком, — да, конечно, этот мир ненормален, и Создатель всего живого совершенно не брал в расчет меня, барсука. Ведь все в этом мире преследуют меня — и двуногие, и четвероногие. Но я всегда ухожу от них, хотя в сравнении с ними я — крохотный зверь, особенно в сравнении с такой горой, как то черно-белое четвероногое (Фридолин имел в виду корову Розу). Меня не изведешь. Единственно хорошее в этом ненормальном мире то, что он никогда не будет существовать без меня, барсука.
Сказав это, он с блаженным стоном подставил солнцу свое жирное, тугое, как барабан, брюшко.
Послесловие, обращенное к Мушке
Я обещал тебе книгу о жизни «нашего» барсука, и вот она перед тобою. Ты должна признать, что твой отец был очень прилежен. Иной раз было весьма непросто разузнавать все эти тайные барсучьи переживания.
Но я согласен, что эта книга, хоть она и большая, не может тебя удовлетворить: ведь она полностью умалчивает о дальнейшей жизни и о смерти барсука Фридолина. Но что мне было делать, милая Мушка? Ведь не мог же я в такой книге, где буквально каждое слово правдиво и верно, смошенничать?.. Я мог говорить только правду, и ничего, кроме правды!
А правда, увы, такова, что наш барсук еще жив. Иными словами, мне нечего сообщить тебе ни о его самочувствии, ни о его кончине. И мне остается только убедить тебя подождать твоего дня рождения или следующего Рождества. Очень может быть, что тогда мы напишем еще несколько глав этой книги или одну заключительную главу. Я очень хотел бы этого, учитывая будущий урожай кукурузы.
Твой отец
Размышления для родителей
…Нет, все-таки, он и вправду нахал, этот барсук Фридолин: так непоколебимо уверен, что мир существует только для него, что главная цель творения — обеспечить удовольствие и безопасность барсука. А если что-то в мире существует без всякой для него, барсука, пользы или даже, сохрани Бог, — во вред? Тогда, конечно, это что-то существует совершенно зря. Мир устроен весьма несовершенно. Если бы его создавал Фридолин, он определенно создал бы его иначе.