Фридрих Барбаросса

Пришлось объявлять перерыв и выгонять всех из зала. После чего я поймал умоляющий взгляд Вихмана и велел ему вместе с остальными приближенными следовать за мной, подальше от душного, даже смрадного, зала. Вообще, не люблю закрытых помещений, особенно когда они еще и переполнены народом. Факелы чадят, благородные господа смердят, в церкви хотя бы запах ладана отбивает естественную вонь, а здесь…

Райнальд действительно допустил некоторую неточность перевода. А именно перевел слово «beneficium» как «лен», а можно было и как «благодеяние». С одной стороны, вроде как все верно, в официальных бумагах так и пишут, император жалует своему вассалу «beneficium» — и дальше идет название. И все знают, пожалована такая-то земля, так что Райнальд, безусловно, прав, но, с другой стороны, переведи он «beneficium» как «благодеяния», смысл в корне бы изменился. Потому как одно дело, если святой отец благоволит к своему духовному сыну, и совсем другое — что жалеет ему лен, делая, таким образом, его ленником.

— Ну и что ты на это скажешь, друг прекрасный Райнальд Дассель?

— Что говорить? — Вернувшийся от папских посланников канцлер теперь стоял рядом с Вихманом, старательно вчитываясь в уже знакомый ему текст. — Все папы считают, что раз они вправе распоряжаться имперской короной, стало быть, император стоит ниже их. Сам подумай, может нижестоящий награждать вышестоящего?

— М-да, куда ни кинь, всюду клин.

— Я велел обыскать имущество посланников, — шелестит губами Райнальд.

— Зачем?

— Нашел несколько пустых листов с подписью папы и печатями.

Глава 31 Победа над Миланом

Под нажимом обстоятельств я незамедлительно выслал папских посланников в Рим, наказав германцам ни в коем случае не обращаться в папский суд. Кроме того, с этого момента всем паломникам, пожелавшим посетить Рим, следовало предварительно испросить разрешение от своих церковных властей.

Получив своих посланников назад, живыми и невредимыми, но с раз и навсегда загубленной репутацией, папа не придумал ничего лучшего, как написать письмо германским князьям, в котором сетовал на дурно влияющих на доброго императора Фридриха его канцлера Райнальда Дасселя и Оттона Виттельсбаха. Его святейшество надеялся вызвать негодование знати, под давлением которой я бы изгнал своих друзей, но вместо этого князья еще больше сплотились вокруг престола.

«Есть два правовых источника для управления нашей державой: священные законы императоров и обычаи наших предков, — писали мы с Райнальдом свое письмо германским князьям. Дабы внести ясность. — Мы не хотим и не можем преступать пределы, предначертанные церкви. Мы с готовностью оказываем должное почтение отцу нашему, папе римскому, но короной Нашей Империи мы обязаны исключительно „бенефицию“ Бога. Короновать королевской короной надлежит архиепископу Кёльнскому, а императорской — папе, прочие же его притязания — от лукавого… В Риме, столице мира, Бог при помощи императорской власти возвысил церковь, а теперь в Риме же церковь пытается, но, как мы полагаем, не с Божьей помощью, унизить достоинство императора. Все началось с непотребной картины, от картины перешли к изложению сего принципа на бумаге, а теперь хотят возвести его в ранг закона. Этого мы не потерпим, не допустим! Скорее мы сложим с себя корону, нежели смиримся с таким унижением императорской власти и нашей личности. Пусть будет уничтожена картина, пусть будет опровергнуто написанное, дабы они не остались вечным памятником конфликта между Империей и папой».

Да, тут следует пояснить относительно той самой картины, виденной лично мною в крепости Ангела в Риме. Не писал о ней прежде, так как считал инцидент исчерпанным, теперь же вот, вспомнилось. В общем, что я могу сказать об этой мазне. На картине действительно был намалеван император Лотарь, стоящий на коленях перед папой, как и надлежит стоять папскому вассалу. Под картиной имелась соответствующая подпись, чтобы уже никаких непоняток не оставалось: «К вратам Рима прибыл король и, присягнув соблюдать права города, стал человеком папы, затем приняв от него корону». Я тогда так взбесился, что хотел уже порубить сей пасквиль, в последний момент сам его святейшество меня за руку удержал, говорил, мол, к чему портить хорошую вещь, если эта картина меня чем-то оскорбляет, он лучше ее спрячет с глаз долой. И тут же слуги действительно сняли мазню и унесли ее от греха подальше.

В общем, написали мы это письмо, и я поехал в сторону Аугсбурга, на встречу со своим имперским войском. К слову, особенно не волновался, потому как в данный момент на моей стороне реальная сила, будет Адриан продолжать злиться, выдюжим как-нибудь.