Фридрих Барбаросса

На мост вышли Райнальд Дассель со стороны Империи, и сразу трое — архиепископ Турский, епископ Парижский[121] и аббат монастыря Везелэ от Франции. Я стоял недалеко от моста, в компании Виктора IV и де Труа, недоумевая, отчего на другой стороне моста не наблюдается Людовика с Александром или хотя бы одного Людовика. По правилам церемонии, посланники должны были обменяться взаимными клятвами и сообщениями о приезде их государей.

Вернувшийся Райнальд был в бешенстве, по его словам, король Франции только вчера получил на руки договор, и ему требуется еще неделя для улаживания необходимых формальностей.

— Врет, — одними губами шепнул де Труа.

— Ясное дело, врет.

Было противно топтаться на месте. На глазах у имперцев из их императора делали дурака. С другой стороны, чем можно ответить на подобное оскорбление? Только силой оружия. А вот пойдут ли в военный поход собранные на мирный собор князья? Не готовы они для похода. Вот если бы вероломные французы устроили засаду, тогда другое дело, а так… в праздничной одежде, не оставив распоряжений дома…

Пришлось сделать вид, будто бы мы поверили французам, и перенести встречу на 19 сентября, вежливо попросив оставить заложников и напомнив, что в случае очередного срыва собора королю Франции собственной персоной предстоит сделаться пленником Империи. Ультиматум на следующий день был вручен Генрихом де Труа своему королю, и тот в запале подписал поданный ему документ. Теперь французу уже нельзя было отступать, не впутавшись в войну с огромной Империей.

Казалось бы, что можно сделать за одну неделю? Оказалось, что немало. Загнанный в угол, папа Александр бросился к королю Англии, убедив его не просто заключить долгосрочный мир с Францией, но и создать союз. Как? Да очень просто, посулил, что в случае отказа Франция сделается вассалом Империи, после чего Людовику VII придется принимать участие в походе императора против Англии. Соединившись же с Францией, Англия реально сможет противостоять Империи.

Могла ли Империя сокрушить этот союз? Могла, при условии, что мне удалось бы собрать войско.

Суд откладывался, а всем нам нужно было кормить своих людей. Часть продуктов привезли с собой, часть докупали в близлежащих деревнях и городах. Разумеется, цены немедленно взлетели до небес. Добавьте к этому бестолковое стояние на одном месте, постоянные разговоры о том, что Людовик — не такой дурак, чтобы добровольно сдаться в плен, имея за спиной соединенные французские и английские войска. А следовательно, мы напрасно ждем его, теряя драгоценное время.

В результате, посоветовавшись с Генрихом Львом, Фридрихом Швабским и королем Дании Вальдемаром[122], мы решили провести рейхстаг и синод одновременно, не дожидаясь Александра с Людовиком. В четвертый раз Виктор произнес свою отлично отрепетированную речь, после чего присутствующие епископы забросали его святейшество вопросами относительно новой церковной реформы. И он снова был провозглашен законным папой. После того как его святейшество произнес благодарственную речь, слово взял я и после — Райнальд Дассель. В отличие от своего императора и папы, канцлер Германии и эрцканцлер Италии произнес свое заявление поочередно на немецком, французском и латинском языках. Что произвело благоприятное впечатление на разношерстное собрание. Воодушевившись, он назвал королей Англии и Франции «малыми королями провинций», что было несправедливо. Так что я мысленно, в который уже раз, дал себе зарок сократить язык этой белобрысой бестии или, по крайней мере, еще раз набить ему морду.

И плевать, что наши князья встречали подобные заявления, завывая от восторга и бряцая железом. Очень глупо — оскорблять противников, да еще зная, что им это сообщат. В той же речи Райнальд заявил, что римский император, сиречь я, впредь не станет позволять кому бы то ни было вмешиваться в избрание епископа Рима (римского папы), Кентербери (Англия) или Реймса (Франция). В заключении речи он провозгласил нашу Империю Священной.

Скажи мы такое года три назад — м-да… теперь же само утверждение, что Рим находится в Италии, а Италия — часть Священной Римской империи, следовательно, Рим — имперский город, а его епископ — имперский князь, воспринималось как непреложный факт.

Слово было сказано, дело, ради которого собирались, сделано. Что же до новой встречи на злополучном мосту с Людовиком… к черту Людовика! Пусть и дальше собирает войска, пусть хоть парад устраивает, если ему так нравится. Нападать на него первым я не собираюсь. Что же до дальнейшего ожидания… так он не красная девица, а я не влюбленный юноша, чтобы ждать, гадая на волнах, появится или не появится душка Людвиг.

Кстати, в тот день, когда в прошлый раз мы собирались встретиться, мне потом доложили, его видели в охотничьем костюме в ближайшей рощице. Наблюдал, значится, недоносок, как мы с Виктором при полном параде комаров кормим.

Девятнадцатого сентября подъехав к мосту, Людовик нашел там только Райнальда Дасселя.

— Где ваш император? — прокричал король Франции, оставаясь в седле.

— Я вместо него.