— И что бы это могло быть? — спросил Фридрих.
Брумзель покачал головой.
— Я не знаю. Подумай, может, тебе что-нибудь в голову придет.
— Нужно что-нибудь фантастическое… — пробормотал Фридрих.
— Но правдоподобное! — добавил Брумзель.
И они замолчали, только в головах у них от напряжения все гудело и дымилось.
Полчаса спустя два муравья принесли в камеру два подноса: один — с клецками из пыльцы и нектаром, а другой — с хлебом, мясом и фруктами.
— Даже на последний в жизни обед кленового сиропа не дают, — презрительно буркнул Брумзель.
— Думаешь, мы действительно умрем? — спросил вдруг Фридрих.
Брумзель задумчиво покачал головой.
— Пока что я не вижу ничего, что могло бы этому помешать.
— Неужели нет никакого способа выбраться отсюда?! — в отчаянье воскликнул Фридрих, схватившись за решетку лампы. — Мы же не для того столько всего сделали, чтобы умереть вот здесь!
Брумзель пожал плечами.
— Это же в природе вещей: смерть всегда приходит тогда, когда заходишь слишком далеко.
Фридрих, размышляя о Кальссоне, так крепко схватился за прутья решетки, что костяшки побелели. Он никак не мог сконцентрироваться, и все попытки придумать фантастическую историю для Клупеуса оставались безрезультатны. Ему пришло в голову, что Клупеус едва ли мог сделать что-нибудь более мерзкое, чем превратить Кальссона в совершенно другое существо. Кальссон перестал быть Кальссоном — сам изменился до неузнаваемости и не узнавал других. От него осталась только оболочка, остальное бесследно исчезло. В тот момент Фридриху казалось, что ничего более ужасного с живым существом сделать невозможно.
Он не мог проглотить ни кусочка. Брумзель, наоборот, жадно поглощал всё, что было. Видимо, он не потерял надежду на то, что энергия ему еще понадобится.
— Может быть, — заговорил он, — может быть, Клупеус еще сам скажет что-нибудь такое, за что мы зацепимся и пробудим его интерес…
На прощальный обед Клупеус отвел пленникам не больше десяти минут. Скоро дверь снова отворилась, и два шершня выволокли Фридриха с Брумзелем из камеры. На руки и передние лапы им надели наручники. Еще четыре шершня-конвойных ждали в коридоре; за ними грозно возвышался силуэт мотылька.
— Достаточно. Вы свободны, можете идти, — приказал он шершням. — Я сам отведу их к Клупеусу.
— Но нам приказано… — начал было возражать один из шершней.
— Разойдись! — рявкнул мотылек.
Шершни втянули головы в плечи и поспешили прочь. Кальссон — точнее, то, что от него осталось, — крепко схватил Фридриха и Брумзеля за наручники и потянул вперед.
— Пошевеливайтесь! — грозно потребовал он. Фридриху с Брумзелем не оставалось иного выхода, как стараться поспевать за ним. Мотылек был существенно больше и сильнее их, но Фридрих все же надеялся, что в каком-нибудь удобном месте им представится случай вырваться. В конце концов, их же двое!
Пока мотылек тащил их по винтовой лестнице вверх, Фридрих пытался установить зрительный контакт с Брумзелем — но, к сожалению, их разделяло широкое тело мотылька.
— Как нас будут ликвидировать, можно поинтересоваться? — подал голос Брумзель с другой стороны.
— Яд, — отрезал мотылек. — Самое быстрое и эффективное средство.
— Клупеус еще удивится, — буркнул Брумзель.
— Кальссон! — отчаянно завопил Фридрих. — Ты должен нас вспомнить! На тебе даже наш портрет есть! Вот тут, посмотри! Неужели ты нас не помнишь?
— С чего я должен вас помнить? С вами было так скучно, что я вас тут же забыл, — пробасил мотылек.
Фридрих был готов разрыдаться, но тут Брумзель изловчился и пихнул его, как будто пытаясь на что-то срочно обратить внимание.
— Ой, только не разводи сырость! — закатил глаза мотылек. — Зачем плакать, какие причины, я хочу знать? Уже несколько недель я сижу тут, вокруг меня — одни безмозглые солдафоны Клупеуса и куча идиотской работы, от которой и я уже отупел! Поговорить не с кем, Клупеус этот — надутый индюк, и даже кормят паршиво! Можешь представить, каково мне в этом болоте?!
Тут Брумзель начал хихикать.
— Надо было мне так попасть! Прямо в этот военный цирк! А вы в это время наверняка кружили по стране, переживали захватывающие приключения! Но в том, что я здесь, есть и хорошая сторона. Иначе бы вас сейчас…
— Кальссон! — вырвалось у Фридриха. — Ты все-таки нас помнишь?
— Конечно, — сказал Кальссон. — Я ж не совсем идиот.
— Знаешь, я бы тебя сейчас расцеловал! — воскликнул Брумзель.
— Не-е, не ст
Фридрих засмеялся:
— Это ж надо, как ты нас провел!
Эта реплика прозвучала почти как всхлип.