Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле

— А ты хитрый парень! Нет, я никого не выпускаю. Если б я был такой мягкотелый, я бы никогда не получил эту должность. Тут, бывало, некоторые просто душераздирающе плакали и умоляли, но и они не смогли меня разжалобить. Так что лучше тебе что-нибудь другое придумать… Нет, стой, это я плохо выразился: неважно, что ты выдумаешь, это все равно ничего не даст. Вот так вот. А теперь — спокойной ночи!

— Подожди! — закричал Фридрих. Окошко начало закрываться, но горбун все-таки притормозил.

— Что?!

— Сколько народу прыгает с Башни? — в полном отчаянии спросил Фридрих, просто чтобы продолжать говорить. — В год, например?

Горбун ухмыльнулся:

— Еще никто не прыгал! Поверь мне, тут все цепляются за жизнь, хоть это и жизнь в клетке. Скоро сам почувствуешь. Жить здесь они не хотят, но умирать хотят еще меньше. — Вдруг он еще раз хихикнул. — Эй, знаешь что? Я подкину тебе хорошую тему для ночных размышлений. Вот этот горб, — он похлопал себя по спине, звук получился такой, будто стучали по чему-то полому, — из стали. Он не настоящий. Хозяин назначил меня сюда, потому что он искал аутентично выглядящего тюремщика, а я очень хотел получить эту работу. Он не знает, что горб накладной. А если однажды узнает, меня тут же уволят. Но ты ему этого рассказать не сможешь! — тюремщик с хохотом захлопнул окошко. — А теперь не мешай мне работать!

На начатую кладку стали ложиться новые кирпичи. Фридрих опустился на пол рядом с дверью и слушал, как звуки за дверью поднимаются всё выше и выше. Наконец с проклятиями был втиснут последний кирпич, а потом все затихло. Только шарканье горбуна (точнее, мнимого горбуна) по лестнице слышалось еще некоторое время, а потом наступила полная тишина.

Фридрих еще раз оглядел свое новое пристанище, которое должно было стать последним. Солнце огненным шаром как раз опускалось за горы. Неужели он теперь будет наблюдать этот вид каждый день? До конца жизни? Снова и снова? Пока не проклянет это солнце и, отчаявшись, однажды не спрыгнет с Башни? Он посмотрел вниз, в долину. Далеко-далеко внизу был виден зеленый ковер травы, местами прорезанный скалами. Там можно было бы прекрасно погулять, но гулять ему уже никогда не придется. Никогда. Потому что путь вниз только один, и если он его выберет, то размажется по травке ровным слоем.

А еще где-то там, снаружи, остался Брумзель. Он мертв или тяжело ранен и совершенно один в пустынной местности. Фридриха захлестнуло отчаяние. Глаза наполнились слезами, и соленые потоки, словно горные реки, побежали по щекам. Из носа потекли сопли. Он всхлипывал и рыдал, то тихо, то громко, пока оставались силы. Потом дополз до койки. Он был совершенно вымотан и в полном отчаянии, но ему казалось, что от таких переживаний не сможет спать неделями. Но стоило принять горизонтальное положение, как он глубоко и крепко заснул.

Когда Фридрих снова открыл глаза, уже ярко светило солнце. На полу лежал сухой кусок хлеба — видимо, тюремщик бросил его через окошко в двери. Сухарь выглядел не особенно аппетитно, так что Фридрих позавтракал своими припасами.

Он обязан выбраться отсюда! Найти Брумзеля. И всем рассказать о вероломстве Офрис. Что-то нужно делать!

Но для этого необходимо сначала выбраться из башни. А как это сделать, если из нее еще никому не удавалось убежать?

Что сделал бы Брумзель на его месте?

Фридрих начал систематически обследовать камеру на предмет слабых мест. Он простукивал стены, прислушивался к звукам в других камерах, сверху и снизу, смотрел из окна вниз, пока не закружилась голова, пытаясь придумать, как спуститься по гладкой стене, но никакой зацепки для плана побега не нашел.

— Безнадежно, — прошептал он себе под нос. — Тут наверняка сидят короли побегов и опасные преступники, и если им не удается выбраться отсюда, то я, зеленый новичок, уж точно не смогу.

Но все же он еще раз с удвоенным рвением принялся за дело, изучил всю камеру до последнего сантиметра и в конце концов должен был признать, что выход из нее только один — через окно.

Может, получится из чего-нибудь сделать веревку, чтобы спуститься по ней? У него даже была веревка с собой, только, конечно, слишком короткая. И даже если разрезать всю одежду на полоски и связать их друг с другом, все равно этого будет совсем недостаточно, чтобы добраться до земли.

Что еще можно сделать? Соорудить парашют? Или летательный аппарат? Абсолютно невозможно.

Фридрих так устал от этих бесплодных действий и размышлений, что ему хотелось просто сесть и не делать больше ничего.

— Башня Отчаяния, — прошептал он. — Теперь я понимаю, почему это место так называется.

И тут ему вспомнилось, что вчера говорил шершень.

— Выйти могут все, кто в силах, — тихо повторил он. — Войти не может никто. Что за глупость! Вот я сижу тут внутри, а так и не понял, что это означает! — он почесал голову. — Хм… Выйти могут все, кто в силах, — прошептал он. — Что ж это может значить? Тюрьма, в которую нельзя попасть? Хм… — он сел и задумался. — Как это работает? — громко спросил он. — Почему тюрьма без решеток надежнее тюрьмы с решетками?