Фридрих Ницше

«Как смеют, — пишет Ницше — говорить о судьбе земли? Во времени и в бесконечном пространстве нет никаких целей: то, что есть, останется навеки, как бы ни сменялись внешние формы. Все, что относится к миру метафизическому, — то невидимо. Отказавшись от метафизики, человек должен отчаянно защищаться: как ужасна задача художника в этой борьбе! Вот ужасные последствия дарвинизма, с которыми я, между прочим, согласен. Мы уважаем известные качества, считая их вечными, — моральными, художественными, религиозными и т. д. Принимать разум, произведение нашего мозга, за нечто сверхъестественное! Какое безумие обожествлять его! Для меня звучат ложью слова о существовании бессознательной для человечества цели; оно не представляет собою такого целого, как муравейник. Может быть, и можно говорить о неосознанных целях муравейника, но тогда надо говорить уже о всех муравейниках на земле. Долг человека состоит не в том, чтобы укрыться под покровом метафизики, а в том, чтобы активно пожертвовать собою для нарождающейся культуры. Логическим следствием этого взгляда является мое суровое отношение к туманному идеализму».

Это был момент, когда Ницше почти достигает максимальной высоты своего философского мышления, но покупает ее ценою своего психического и физического переутомления: у него возобновились мигрени, боли в глазах и желудке. Его глаза не выносят самого слабого света, и он должен прекратить чтение. Но мысль его работает не переставая: он снова возвращается к философам трагической Греции; он прислушивается к их голосам, доносящимся к нам из глубины веков, не потерявшим силу, несмотря на власть времени. Ему слышится стройный хор вечных ответов на вопросы бытия.

Фалес. Все происходит от одного начала.

Анаксимандр. Исчезновение отдельных вещей в мировой материи совершается по требованию карающей правды.

Гераклит. Вечное движение совершается в определенных, всегда повторяющихся формах.

Парменид. Всякое возникновение, бытие и исчезновение — только обманчивая видимость. Существует только единое.

Анаксагор. Ничто не рождается и не гибнет; ничто не происходит и не уничтожается; всякое качественно неразложимое свойство неизменно и вечно.

Пифагорейцы. Числом измеряется всякая сила, всякая величина.

Эмпедокл. Все силы — магического[10] свойства.

Значение магического заклятья, по-видимому, признается в равной степени и там и здесь».

Демокрит. Все происходящее объясняется механикой атомов.

Сократ. Нет ничего достоверного, кроме мысли.

Эти разноречивые голоса, этот размах мысли, испытующей природу, волнуют Ницше. «Порочность идей и философских систем представляются мне более трагическим явлением, чем пороки реальной жизни», — говорил Гельдерлин. Эти слова можно отнести и к Ницше. Он с восхищением и завистью относится к примитивным античным философам, впервые раскрывшим природу и давшим первые ответы на вопросы бытия. Он отгоняет от себя очаровывающее его искусство и стоит перед лицом жизни, как Эдип стоял перед сфинксом, и именно под этим заглавием — «Эдип» — пишет отрывок, проникнутый мистическим настроением.