Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души

Дружба между ними не остывала; наоборот, расстояние словно добавило ей обаяния, и в течение ряда лет Ницше еще видел в Роде своего брата по оружию в борьбе с миром мещанства. Но были и другие друзья юности, с кем он продолжал поддерживать отношения: Пиндер и Круг, друзья по Наумбургу, и Дойссен – по Бонну и Лейпцигу. В отношениях с Дойссеном Ницше тяготел к слегка отеческому, даже менторскому, тону, и немногочисленные письма, оставшиеся от их переписки, рисуют его в несколько неприглядном свете. Будучи весьма немногословным, он, тем не менее, успешно дает понять, что не удовлетворен успехами Дойссена и что тому следовало бы подумать более серьезно о генеральной линии своей жизни. Так как последующие успехи Дойссена ничуть не уступают достижениям остальных приятелей студенческих дней Ницше, у нас нет оснований всецело доверять суждениям Ницше. Здесь отчетливо сказывается потребность интеллектуально доминировать. Особенно комично она проявилась в финале его долгих дружеских отношений с Генрихом Ромундтом, лейпцигским сокурсником Ницше, впоследствии частным наставником в Базеле, проживающем на Шютцграбен, 45. В письме с предложением основать светский монастырь Ницше называет Ромундта в качестве вероятного третьего члена этого проекта, что подразумевает очень высокое мнение о его качествах. Но однажды, немного позже того момента времени, до которого мы добрались, Ромундт объявил о своем намерении принять римское католичество. Возмущению Ницше не было предела, но сквозь квази – (или, скорее, псевдо-) философскую полемику со всей очевидностью проступает уязвленное amour-propre (самолюбие) завзятого эгоиста: в течение десяти лет Ромундт находился под его практически ежедневным влиянием, и все же оно оказалось настолько ничтожно, что Ромундт вознамерился совершить акт, невозможный для мыслящего человека, как полагал Ницше. Одно дело – родиться католиком, но решиться стать им после десяти лет общения с Ницше – нет, этого невозможно было ни понять, ни простить.