Фридрих Вильгельм I

Когда-то эта «империя» что-то из себя и представляла, но уже с полвека она была лишь призраком минувшего. С середины XV столетия немецкая земля расчленялась на все большее число княжеств, а национальное самосознание народа сгорело ярким пламенем в Реформации и Крестьянской войне. Катастрофа Тридцатилетней войны разрушила последние надежды. Под пеплом сгоревшей империи не осталось и искорки национального, общего для всех немецких душ жара. Германия раздробилась на предельно малые части. Две сотни «суверенных» князей и князьков устраивали у себя дома собственные «версали» и считали себя «независимыми» с тех пор, как в 1648 г. император в Вене предоставил им право самостоятельно заключать союзы и вести войны (если только они не были направлены против самого императора). И повсюду в этой замечательной «империи» господствовало иноземное влияние.

Касалось это и парламентского образования, продолжавшего высокомерно именовать себя «рейхстагом». На деле же под этим названием скрывался клуб спорщиков, где сотни мелких «суверенитетов» месяцами торговались по вопросам этикета и престижа. Если же там затрагивались жизненно важные для всей нации вопросы (что происходило довольно редко), рейхстаг неизменно распадался на две фракции — евангелическую и католическую, враждовавшие подобно иностранным державам. Ловкие демарши из-за пределов Германии почти всегда достигали успеха. И если уж рейхстаг приходил к решениям, за границей они вызывали смех и издевательства.

Не лучше обстояли дела и с репутацией рейхскамергерихта — верховной судебной инстанции империи, медлительность и продажность которого вошла в поговорки. В 1700 г. рейхскамергерихт «рассматривал» 35 тысяч дел — они были начаты годы и десятилетия назад и всё никак не могли быть завершены.

То, что в Германии практически не было собственных вооруженных сил — главного средства защиты страны, — доказала разбойничья война Людовика XIV. И это подтвердил мгновенный переход в руки французов Страсбурга — самой сильной из всех пограничных немецких крепостей. Регулярная имперская армия в мирное время вообще не существовала. В случае войны император объявлял о призыве, и возникала пестрая коалиционная армия, где командиры гораздо больше препирались друг с другом по поводу рангов и достоинств, чем сражались с неприятелем. После окончания Тридцатилетней войны лишь три немецкие страны имели финансовые и организационные возможности поставить под ружье значимые силы: Австрия, Бранденбург и Саксония.

Но все эти обстоятельства перевешивал тот факт, что национального самосознания, чувства национальной общности у немцев больше не существовало. Мыслили и чувствовали они, с одной стороны, «территориально» (то есть провинциально), а с другой стороны, конфессионально: здесь — по-лютерански или по-реформатски, а там — по-католически. О совместной политической жизни немецкого народа не приходилось и говорить. Старое — империя — восстановлению уже не поддавалось. Если и можно было создать на раздробленной немецкой земле какую-то новую, перспективную форму политического существования, речь могла идти лишь о возникновении двух таких форм жизни, с двумя центрами тяжести — в протестантском, северо-немецком, и в католическом, южно-немецком, пространствах.

Конечно, на рубеже XVII и XVIII веков этого никто еще не видел. Люди слепы, как новорожденные котята, особенно в том, что касается завтрашнего дня. И все же подспудные силы истории двигали немецкую нацию в этом направлении, к образованию двух центров — Вены и Берлина. И хотя Фридрих III, всецело преданный императору человек, был очень далек от этой мысли, в нем все же жило предчувствие: его династии суждено стать величайшей в немецкой истории.

Первые попытки достичь заветного возвышения Фридрих сделал через два года по восшествии на престол. Уже в 1690 г. политические круги Варшавы и Кракова начали поговаривать о том, что «Бранденбуржец» собирается поступить так же, как Вильгельм Оранский. Досадно, но министры и советники Фридриха III не желали даже знать о его честолюбивых планах. Они дрожали и чуть ли не плакали от страха перед соседями, когда Бранденбург набирался храбрости идти собственным «особым путем». Когда в 1698 г. Тайный совет сфабриковал обвинительное заключение против премьер-министра Данкельмана, его главным пунктом, как писал министр фон Фукс 8 февраля, стали советы Данкельмана курфюрсту «добиться получения при дворе императора королевского титула, хотя для этого не было ни малейшей возможности».